Книга Обманутая жена дракона, страница 70 – Властелина Богатова

У меня пропадают все слова, он никогда так не делал раньше, для меня. И вообще что-то в нем неуловимо изменилось: напряжен, сконцентрирован, ловит каждое моё движение, каждый взгляд, я будто в коконе его внимая горячего пульсирующего, и у меня нет шансов на свободу.

Ставит тарелку передо мной.

— Приятного аппетита, дорогая, — голос глубокий, ровный, но в нем вибрация, как у натянутой струны.

Я поджимаю губы, не отвечаю. Он тем временем накладывает еду себе. Его движения всё такие же точные — почти машинальные, но как будто только видимость спокойствия, под которой скрыта буря. Берёт бокал из тонкого сверкающего стекла, где вино льнёт к стенкам густой, медовой волной, и делает неторопливый глоток.

— Ешь, — говорит негромко, кивает на мою тарелку, ставит бокал и берёт приборы.

Опускаю взгляд на свое блюдо. Что говорить, выглядело аппетитно, даже очень, а ароматы просто объедение. Или я настолько голодна, что даже обычная каша показалась бы вкусной.

Отказываться от ужина было бы глупо, и оставаться на ночь с пустым желудком.

Беру прохладные приборы.

— Я знал, что от еды ты не откажешься, — говорит он с едва заметной усмешкой, будто отмечая про себя ещё одну победу.

Смотрю на него исподлобья, подхватывая вилкой тушеных овощей.

— Это ничего не меняет.

Ройнхард не отвечает — только коротко, вдумчиво усмехается. Уверен в себе, в своей власти, в моих слабостях. Уверен, что я всё равно останусь, у меня нет выбора.

Еда действительно оказалась восхитительной. Овощи сладкие, чуть вяленые, с привкусом томата, пряного перца и чего-то, что сложно определить, но хочется ещё, как и мясо — мягкое, сочное. Аппетит мой увеличивается, жаль что я не могу это разделить с ним. И уже никогда не разделю.

Мы едим молча, Ройнхард не задает вопросы, не спешит — ещё бы, я никуда не денусь. А что если притвориться, что мне нездоровится?

Нет, притворятся я не умею, да и не могу. На это способна только моя сестра, а я не она.

Я снова смотрю на своего мужа. Когда-то у нас была жизнь. Настоящая. Сложная, но настоящая. Я верила, надеялась, любила. Если бы он только слышал меня тогда. Если бы верил, что я действительно зачала ребёнка. Проявлял внимание, не пытался затыкать боль подарками. Но он просто заменил чувства на удобство. Купил меня. Как красивую вещь.

Когда я доедаю последний кусочек, он откидывается на спинку кресла, не отрывая от меня взгляда. Его бокал снова в руке, а глаза тяжёлые, как железо, пронзают насквозь.

Сытый тяжёлый взгляд скользит по моему лицу. И мне становится тесно в этом огромном кабинете. Я знаю этот взгляд. Он словно стягивает с меня одежду, застывает на запястьях, скользит по шее, и мысленно раздвигает ноги.

По животу скользит волна жара, щеки вспыхивают. Я крепко сжимаю колени, прячу лицо за салфеткой.

Тело помнит. Помнит каждое прикосновение, отзывается преданно. Помнит его губы, жадные, настойчивые, сильные руки. Его желание. Его власть. Единственный мужчина, который знал меня до самой сердцевины.

И хочет снова. Прямо сейчас.

Он меня предал. Он не доверял мне. Он выбрал власть, а не меня.

Как же горько.

— Я хочу тебе кое-что сказать Шерелин. Это очень важно, — нарушает молчание он.

Мои плечи напрягаются, будто по команде. Голос его стал другим. Тише. Грубее. Опаснее. Он берёт со стола стопку бумаг, плотную, с красными печатями.