Книга Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 3, страница 101 – Мосян Тунсю

Теперь Шэнь Цзю убивал почти всех встречных не моргнув глазом и с каждой новой отнятой жизнью лишь сильнее распалялся – зародившаяся в уголках губ зловещая улыбка расползалась всё шире. Его путь сопровождали неумолчные крики ужаса, а следы усеивало около десятка обезглавленных трупов. Однако предпочтения в выборе жертв были очевидны: он убивал лишь мужчин – видимо, только они навлекли на себя его ненависть, – не обращая внимания на попрятавшихся по укромным углам кухни перепуганных служанок. Похоже, его не беспокоила возможность оставить свидетелей своего преступления.

Без того взвинченный^[129] этой сценой Шэнь Цинцю передёрнулся, услышав вопль ужаса из-за спины.

В конце коридора стояла Цю Хайтан, устремив на них застывший взгляд. И было от чего: с ног до головы покрытый кровью Шэнь Цзю, выдёргивающий меч из горла очередной жертвы, был неотличим от ожившего мертвеца.

Прекрасное лицо Цю Хайтан исказила судорога, глаза закатились, и она рухнула прямиком в лужу крови.

По всему видно, что обморок – излюбленная реакция этой женщины на любые потрясения.

При виде Цю Хайтан Шэнь Цзю, казалось, пришёл в чувство: опустив руку с мечом, он, поколебавшись какое-то время, направился в сторону кухни.

Вскоре занялся пожар, и чёрные тучи над поместьем Цю окрасились багровыми сполохами, подобными отсветам лавы в Преисподней.

Вытащив из дома бесчувственную Цю Хайтан, Шэнь Цзю как раз укладывал её под кустом, когда за его спиной беззвучно возникла человеческая фигура. Юноша резко обернулся, схватившись за меч, в глазах вновь сверкнула жажда убийства – но затем он узнал подошедшего.

– Старейшина. – Шэнь Цзю испустил вздох облегчения.

Стало быть, это – тот самый У Яньцзы, который установил алтарь в центре города для испытания духовной силы и распалил пламя бунта в сердце Шэнь Цзю.

– Почему убил не всех? – усмехнулся он.

Шэнь Цзю помолчал некоторое время, прежде чем ответить:

– Те, кого я хотел убить, мертвы.

– На самом деле твой брат был не так уж и неправ: хоть ты и обладаешь неплохими природными задатками, ты упустил наилучшее время для совершенствования. Твои основы повреждены перенесёнными невзгодами. Быть может, тебя и удастся чему-то обучить, но вершин мастерства тебе уже не достичь. Будь ты хотя бы на пару лет моложе – всё было бы совсем иначе.

Раз этот человек знал, что именно сказал Шэнь Цзю молодой господин Цю, выходит, он видел всю кровавую трагедию от начала до конца и всё же не шевельнул и пальцем, оставаясь безмолвным наблюдателем^[130]. Похоже, этот «старейшина» и впрямь не обладал тонкой душевной организацией – последовав за ним, Шэнь Цзю избрал отнюдь не гордый путь благородного мужа^[131].

Прежде Шэнь Цинцю считал: то, что его предшественник, даже поступив в школу позже положенного, смог за десять с чем-то лет достичь стадии «золота и киновари», свидетельствовало о том, что его природные дарования были воистину потрясающими. Ему и в голову не приходило, что с самого начала врождённые способности Шэнь Цзю были на порядок выше. В этом и заключалась неприглядная правда – тут даже такой лишённый амбиций человек, как он сам, не удержался бы от досадливого вздоха; стоило ли удивляться, что сердце помешанного на стремлении превзойти других оригинального Шэнь Цинцю преисполнилось ненависти и горького осознания несправедливости? Воистину, иметь что-то и потерять – ещё горше, чем не иметь вовсе.