Книга Благословение небожителей. Том 2, страница 58 – Мосян Тунсю

Все пять лет, что он служил советником при дворе Юнъаня, правитель относился к нему с превеликим уважением. Он верил Се Ляню и на пороге смерти – до последнего вздоха. Принц тихо пробормотал, глядя перед собой:

– Я никогда не забуду… лицо государя, когда я пронзил его мечом.

– Это вина Ци Жуна и Аньлэ.

Се Лянь покачал головой и уткнулся лицом в колени.

– А ведь так хорошо начиналось…

Как только отец Лан Цяньцю взошёл на трон, он прекратил гонения выходцев из Сяньлэ. Столько труда вложил за эти годы, чтобы народ жил в согласии, и, когда конфликты почти сошли на нет и забрезжила надежда, князь Аньлэ устроил кровавую бойню на Золотом пиру.

Той ночью накануне побега Се Лянь отыскал Аньлэ, чтобы убедить того остановиться, но увидел в глазах князя безумие. Узнав, кто перед ним, тот вцепился в руку принца и принялся пылко уговаривать присоединиться к мятежникам. От его слов волосы вставали дыбом: Аньлэ был одержим местью. Он клялся, что после Золотого пира доберётся до Лан Цяньцю и перевернёт страну с ног на голову. Плевать, что это разрушит с таким трудом установленный порядок, он даже готов был пожертвовать жизнями оставшихся граждан Сяньлэ: ради своей цели – отправить правящую семью Юнъаня в ад.

Однако убийство есть убийство. Можно сколько угодно искать благородные оправдания, утверждать, что не было другого выбора, но правда в том, что Се Лянь собственноручно убил мудрого правителя, который искренне хотел примирить враждующих, а потом ещё и последнего представителя собственного рода.

Се Лянь повернулся, посмотрел на каменную статую, уныло стоящую на коленях, и пробормотал:

– Кое в чём Ци Жун прав – я полный неудачник.

Хуа Чэн резко возразил:

– Нашёл кого слушать, это ничтожество. Он сам чем знаменит? Тем, что тварь живучая и бегает быстро? За восемь сотен лет ничего не добился, даже до «непревзойдённого» не дотянул. Об такую падаль мараться противно.

Се Лянь криво улыбнулся, а про себя подумал: «Так и про меня можно сказать… Живучий, быстро бегает, живёт на свете сотни лет – и ни в чём не преуспел…»

Он был счастлив, когда Лан Цяньцю вознёсся и стал богом войны востока. Ещё отраднее было узнать, что юноша не возгордился, а остался собой: простым и честным парнем, который может задремать на скучном собрании. Но как отразится на нём этот день? Что он будет делать после того, как отыщет Ци Жуна и окончательно его уничтожит? Вернётся, чтобы расквитаться с наставником Фан Синем?

Се Лянь встал и медленно подошёл к сгорбленной статуе. Она изображала наследного принца плачущим, и от рыданий черты, так похожие на его собственные, некрасиво исказились. Не отводя взгляда, он тихонько вздохнул, положил ладонь на каменную голову и сжал что есть мочи.

По лбу истукана побежали трещины, а затем перекошенная физиономия раскололась на части. Следом и вся скульптура развалилась на множество осколков – не соберёшь назад, как ни старайся.

Когда Се Лянь вновь взглянул на Хуа Чэна, на лицо принца уже вернулось привычное спокойное выражение. Он потёр переносицу и сказал:

– Уверен, те люди были не единственными узниками Зелёного Демона. Надо пойти поискать остальных.

Наконец сообразив, что дело дрянь, нечисть в панике кинулась бежать кто куда, а те, кто не успел удрать, попрятались по тёмным углам и не высовывались. Се Ляню с Хуа Чэном удалось отловить нескольких, чтобы их проводили к «складам провизии». В логове Ци Жуна томились по меньшей мере триста человек – в основном случайные путники или жившие неподалёку крестьяне.