Книга Фабрика воспоминаний, страница 5 – Клелия Ренуччи

Не обращая уже внимания на исповедь Федры, Габриэль почувствовал, что околдован этим бледным плечом, этой нежной шеей, этой атласной кожей, которая отражала отблески света в таинственном полумраке, словно шелковая ткань.

Габриэль не мог отвести глаз от силуэта, который вырисовывался перед ним в контражуре.

Трепеща, Габриэль привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть лицо женщины, губы которой, как ему представлялось, сейчас приоткрылись, а дыхание участилось, ведь Федра вот-вот должна назвать роковое имя.

Сомкнулись ли эти розовые уста, когда Энона задала свой простой вопрос?

Плечи и шея зрительницы в первом ряду напряглись. Зачарованная расиновским текстом, она с вызовом подняла голову, и Габриэль тотчас вообразил, как незнакомка декламирует в унисон с Федрой:

Габриэль не услышал ни слова из ответа Эноны, запричитавшей будто древняя плакальщица. Она заметалась, точно птица во время грозы, которая пытается улететь хоть куда-нибудь, но поочередно наталкивается на непреодолимые препятствия. Наконец Энона упала к ногам своей госпожи, чей дух, казалось, устремился под своды театра.

Стихи Расина доходили до Габриэля отрывочно, приглушенными отголосками, зато малейшие движения зрительницы из первого ряда будили в нем неожиданные желания и дарили бесконечные обещания.

Габриэля терзали два противоречивых стремления — обнять эти, вероятно, озябшие плечи и в то же время обнажить их еще больше.

Речитатив Федры не умолкал, голос актрисы становился то громким и энергичным, то тихим и безжизненным.

Вместо того чтобы слушать Мари Бель, Габриэль рассматривал изящную спину незнакомки, любовался ее чуть склоненной головой, и его мысли уносились далеко. Габриэль парил. Мягкий голос актрисы погружал его в океан звуков, и Габриэль с упоением отдался фантазиям.

Габриэлю почудилось, будто они с незнакомкой переживают одно и то же: вот она покачала головой, вот вздрогнула… Видимо, она отслеживала темп монолога Федры, дожидаясь взрывных строк:

Публика бурно зааплодировала. Воспоминание оборвалось.

Габриэль снял шлем. Образ этих плеч, этой нежной шеи, этого наклона головы преследовал его всю ночь.

Наутро, идя по саду Тюильри, Габриэль испытывал те же эмоции, что и накануне, затем перебрался на другой берег Сены по мосту Руаяль, красота которого восхитила его, наверное, в тысячный раз. Оставив позади галереи набережной Вальтера, Габриэль оказался у дверей института.

Окончив курс литературы в Сорбонне, Габриэль прошел несколько стажировок и устроился на «Радио Академия» при Институте Франции составителем программ. Быстро поняв, что эта работа позволяет ему вести нескончаемые беседы о книгах, музыке и живописи с высокообразованными людьми, он с легкостью отмахнулся от каких бы то ни было карьерных планов и с тех пор ничего в своей жизни менять не желал. За без малого десять лет он постиг тайны сего легендарного учреждения, вник в тонкости здешней сложной системы приема в ряды академиков, полюбил извечные подтрунивания и споры, проникся сочувствием к неудачливым кандидатам. Друзья недоумевали, почему Габриэль продолжает торчать в этом «доме престарелых», он же не мог вообразить более приятного времяпрепровождения, поскольку оно дарило ему ощущение свободы и радости жизни.