Книга Фабрика воспоминаний, страница 84 – Клелия Ренуччи

Жорж заволновался, ему донельзя захотелось немедленно повидаться с Марселем-Иваном-Жаком. Они просто обязаны туда поехать! Габриэль сосмехом отказался, а Эдуард быстро надел пиджак, держа во рту новую сигарету. Когда Жорж опять затараторил, так и сыпля своими каламбурами, Эдуард уже стоял у двери.

— Ну, дядя, долго ты там еще?

Тот немедленно поднялся, чмокнул Габриэля в лоб, сунул несколько купюр в карман Нинон, чмокнул ее в обе щеки и присоединился к Эдуарду.

Сделав буквально пару десятков шагов, дядя и племянник очутились на улице де-Понтье. Жорж вытащил из коробочки, заклеенной пластырем телесного цвета, сигару, о которой быстро забыл, погрузившись в поиски адреса бара в телефоне. Наконец он поднял голову и закурил.

У дверей «Матис» никого не было, заведение стояло на замке. Прохожий-полуночник сообщил Жоржу и Эдуарду, что хозяин бара, Жеральд, недавно умер. Жорж приуныл, но не сдался, а поймал для них с Эдуардом такси и через десять минут жизнерадостно целовал Кати, входя в «Кастель» на улице Принцесс. Кати предложила выпить по бокальчику в обеденном зале с красно-белыми клетчатыми скатертями. Им повезло, в этот вечер там собрался весь Париж. Оперный певец исполнял арии в стиле бельканто вместе со своей дочерью и друзьями. Атмосфера была восхитительной. Эдуард в красках представлял себе финал своего мюзикла.

Дядя то и дело вскакивал из-за столика и отбегал поздороваться — в зал беспрестанно входили его приятели и знакомые. Лишь после нескольких бокалов Жорж угомонился, и Эдуард смог поведать ему о злоключениях брата. Дядя внимательно выслушал, достал из внутреннего кармана блокнот и записал все имена, которые назвал Эдуард: Ориана и Поль Девансьер, их дочь Луиза, Джакомо Франчезе и Жанна Дюффе.

— Если найдем дочь, Луизу, это будет уже здорово… В каком году она родилась, в двадцать седьмом? Не исключено, что она еще жива, ей сейчас должно быть восемьдесят восемь. Совсем молоденькая!

— Может быть, это она, — усмехнулся Эдуард, кивнув в сторону пожилой дамы, потягивавшей «Сьюз» за столиком в глубине зала.

— Что ты, это Марыся, она никогда отсюда не уезжала! Погоди, я схожу с ней поздороваться!

Ожидая дядю, Эдуард оглядел зал: оперный певец с трудом поднялся со стула, дамы смеялись. Жорж возвратился, и вечер продолжился до поздней ночи. Серьезные беседы чередовались с выпивкой, ее подносили хорошенькие официантки, которые хихикали над остротами Жоржа, не забывая бросать заинтересованные взгляды на Эдуарда. Дядя и племянник отправились по домам около пяти часов утра, когда гуляки обычно ищут такси на бульваре Сен-Жермен.

Эдуард был в восторге от проведенного вечера. Дядя пообещал прийти Габриэлю на выручку, и Эдуард не сомневался, что уж кто-кто, а дядя не подведет. Жорж знал всех и везде, ничто и никогда не могло ему помешать добиться поставленной цели.

— «Бессильны лекарства при неизлечимой любви», — продекламировал Габриэль брату, когда тот с гордостью представил ему результаты своих расследований.

— Нет, ты меня выслушаешь, и на этот раз до конца. Лекарства, как ты это называешь, не облегчат твою боль, но способны отвлечь внимание. Уже что-то.

— Я больше ничего не ищу, слышишь, Эдуард? Ничего. Я жду, когда пройдет время, когда воспоминания потускнеют, перегниют глубоко внутри меня. Каждый день я вливаю немного Орианы в эфы своего сердца, как Джакомо сыпал прогретый ячмень в ее виолончель. Я точно так же перемешиваю, стираю, очищаю, даже скребу.