Книга Вязаное счастье попаданки, страница 51 – Ольга Иконникова

Я раздумываю об этом почти до самого утра и засыпаю уже на рассвете. А потому когда приходит де Сорель, бабушке приходится меня будить.

Торопливо вскакиваю, одеваюсь и причесываю волосы.

Когда я выхожу на кухню, его сиятельство приподнимается из-за стола и кланяется мне. Мы с бабушками размещаемся на лавках, а он снова опускается на единственный табурет.

— Как дочь повитухи объяснила в письме то, что настоящий ребенок герцога пропал? И откуда взялся тот мальчик, которого посчитали его сыном?

Это первые два вопроса из тех, что я придумала сегодняшней ночью.

— Она написала, что в ту ночь к услугам ее матери прибегли две женщины, и вторая разродилась мертвым ребенком. А герцогиня родила крепенькую девочку, но сама не смогла оправиться от родов. И пока повитуха хлопотала возле нее, другая роженица поменяла детей и была такова. А вот о причинах такого поступка мы можем только догадываться. И если вы, мадемуазель, согласитесь играть роль этой девочки, мы придумаем эти причины. Скажем, роды у вашей матери были тяжелые, и повитуха сказала ей, что она больше не сможет иметь детей. И у нее от этого помутился рассудок, вот она и совершился столь странный поступок.

— Но почему же повитуха сразу не сказала правду? — снова спрашиваю я. — Ведь ее светлость сопровождали кучер и наверняка горничная. Если бы они сразу бросились на поиски, ребенка наверняка удалось бы найти.

— Она просто перепугалась, — пожимает плечами граф. — Подумала, что ее могут обвинить в сговоре с той женщиной. К тому же она понятия не имела, что речь идет о герцогине — ее светлость, опасаясь нападения разбойников, путешествовала инкогнито и в очень простой карете. Ну, а когда повитуха узнала ее титул и имя, менять свои слова было уже поздно.

Всё то, что он говорит, звучит вполне правдиво. Так вполне могло быть и на самом деле. И всё равно я понимаю, что это ложь. И что-то внутри меня протестует против этого.

— Герцог захочет узнать, как вы сумели разыскать его дочь, — говорит Клодет. — Если та женщина сбежала с ребенком, а никто не знал ее имени, как вы смогли бы найти ее спустя столько лет?

Но де Сореля этот вопрос ничуть не смущает:

— Допустим, повитуха знала ее имя. Только не знала, где она живет. А поскольку, кроме повитухи, все эти годы правду не знал никто, то эту женщину никто и не искал. А я обошел половину Арля и вышел на ее след.

— Хорошо, — кивает Клодет. — Но что будет, если герцог Лефевр вам не поверит? Вряд ли в столь серьезном деле ему будет достаточно только ваших слов. Ведь и его сын, и другие родственники наверняка станут внушать ему, что девушка, которую вы привезете — самозванка.

— Не беспокойтесь, сударыня, — усмехается он, — у меня есть доказательство, которое убедит его светлость в моей правоте.

И он выкладывает на стол золотой медальон в виде сердца. Кулон не новый, на его чуть потемневшей поверхности заметны царапины и потертости.

— Откройте его, — говорит граф и протягивает его мне.

Я открываю. Внутри портрет светловолосой девочки. Миниатюра очень красивая и явно написана кистью настоящего мастера.

— Это кулон герцогини Лефевр? — спрашиваю я. — Но если так, то откуда он у вас?

— Чтобы ответить на ваш вопрос, мадемуазель, мне придется снова вернуться на несколько лет назад. У барона Клода Бертье были две дочери-погодки, очень похожие друг на друга. И благодаря своей исключительной красоте и богатству своего отца, они обе сделали блестящие партии. Старшая, Анаис, стала женой герцога Альвен, моего дяди. А младшая — Эстель — женой герцога Лефевра. Тот медальон, который вы, мадемуазель, сейчас держите в руках, был подарком барона своей старшей дочери в день ее первого причастия. На самом деле таких медальонов было два — потому что младшей дочери он подарил точно такой же и в тот же самый день. Разумеется, портреты немного различались, как различались и сами девочки. Но спустя столько лет этой разницы никто не заметит.