Книга Ненаписанное богами, страница 14 – Кэти Роган

Я прикусываю ее губы, и Маэра приоткрывает рот с тяжелым вздохом. Одна моя рука прижимается к ее спине, притягивая еще ближе, другая — обхватывает шею, углубляя поцелуй. Она обвивает ногами мою талию, а из губ вырывается тихий стон, когда я покрываю поцелуями ее шею, опускаясь все ниже. Но стоит коснуться губами ключицы, как Маэра напрягается.

— Мы не можем, Аэлрик, — говорит она, и ее голос звучит прерывисто, пока она пытается отдышаться. — Я не смогу сделать это и потом отпустить тебя. Это сломает меня.

Отчаяние в ее голосе почти убивает меня, но я не причиню ей боль снова, ни за что на свете. Отстраняюсь, опуская голову ей на грудь, и сжимаю простыни так сильно, что слышу треск ткани.

Маэра проводит пальцами по моим волосам, а я позволяю своим рукам скользнуть по ее обнаженным плечам, прежде чем поддаться искушению и тоже запустить пальцы в ее волосы. Всего один раз. Мне нужно почувствовать это еще хоть раз.

Наши взгляды встречаются, ее зрачки расширены, глаза затуманены желанием. Я касаюсь губами ее лба, пытаясь сказать все то, что не могу произнести вслух.

«Я люблю тебя. Прости. Хотел бы, чтобы все было иначе. Хотел бы, чтобы боги были к нам более милосердны».

Она сжимает мои волосы и срывается в глухом, надломленном рыдании.

Вставая, я отступаю от нее и поднимаю с пола забытый конверт.

Она выглядит… разочарованной. Тем, что я не настоял на ночи вместе? Или тем, что десять лет назад я не боролся отчаяннее?

У меня не хватает сил искать ответ. Я поднимаю конверт.

— Я верну тебе это, — говорю я и заставляю себя сделать шаг прочь.

Сказать, что это самое трудное, что я когда-либо делал, значит ничего не сказать. Я уже проходил через это однажды. Десять лет назад было так же больно, как и сегодня.

Глава 5

Маэра

Моя мама бережно держит слепок в руках, будто это сокровище. Поворачивает его то в одну, то в другую сторону, рассматривая каждый выступ и край, так точно сформированный из красного воска. Это точная копия ключа генерала Вотана от архива, где хранятся списки мальчиков, родившихся в Селенции, чтобы Фараэнгард мог их у нас украсть.

— Я знала, что ты сможешь, Маэравел, — наконец произносит она, не отрывая взгляда от слепка.

Я не говорю ей, что это не моя заслуга. Что это Аэлрик — человек, которого она, вероятно, ненавидит больше всего на свете — выполнил мою работу в рекордно короткий срок. Не говорю, что он оставил конверт у дверей комнаты на четвертом этаже «Багрового Пера», где я его ждала. Не говорю, что тихий стук в дверь перед его уходом снова разбил мне сердце. Не говорю, что он даже не попрощался.

Наконец мама отрывает взгляд от слепка. Мы были бы с ней очень похожи, если бы не яркие красные полосы ожогов на коже, тянущиеся по ее лицу и рукам. Они не дают забыть, что в тот день мама укрыла меня собой.

— Вортан ничего не заподозрил? — спрашивает она резким голосом, и я понимаю, что сейчас это не моя мать. Сейчас это мой командир.

Единственное, что у меня выходит — отрицательно покачать головой. Все тело дрожит так, что стучат зубы. Это единственный звук в этой темной лачуге, которую мы снимаем на окраине Эдессы.

— Уверена, что за тобой не следили? — спрашивает она, хотя уже задавала этот вопрос, как только я оказалась на пороге.

Я снова машу головой. Руки крепко сжаты в кулаки. Острая боль от ногтей, впивающихся в плоть — единственное, что удерживает меня в реальности. По моей руке сочится кровь.