Книга Черная овечка, страница 174 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

Я люблю тебя, Бриа Брукс.

Выстрел пронзает прохладный воздух, и весь мир исчезает.

ИЛАЙ

Иногда, когда я закрываю глаза и вспоминаю, как впервые увидел Брию Брукс, я думаю обо всем, что сделал бы по-другому. Например, я бы заранее ознакомился с ее тезисным предложением. Но если бы я встал, чтобы угостить ее обедом в «Дежавью», что бы произошло дальше? Может быть, она нашла бы какой-нибудь умный способ заткнуть меня язвительным замечанием и мрачной улыбкой. Может быть, она бы согласилась и села за мой столик. Может быть, я бы с самого начала нарушил все правила, и все было бы по-другому. Все было бы по-другому.

Или, может быть, мы все равно оказались бы прямо здесь.

Я, бессильный что-либо сделать, кроме как наблюдать и ждать. Бриа, неподвижная и молчаливая, избитая и сломленная. Сотрясение мозга второй степени. Пять часов операций, пластины и шурупы, просверленные в сломанных костях. Переливание крови. Инфекция. Антибиотики. Профилактика столбняка. Компьютерная томография, замена капельницы, морфий.

Самуэль, должно быть, катается где-то по коридору, уговаривая врачей пересмотреть результаты томографии Брии, или проверить наличие тромбов, или дать ей больше обезболивающего, потому что измученная медсестра входит в палату пораньше, чтобы ввести Брие дозу морфия и проверить жизненные показатели.

Когда медсестра уходит и мы снова остаемся вдвоем с Брией, я беру ее за руку. Закрываю глаза. Каждый раз, когда я это делаю, слышу ее крик. Это ужасающий, отчаянный звук бедствия. Новый приступ паники поднимается в груди. «Ты опоздал», помню, как я думал об этом.

Я слышу их голоса, Брии и моего брата, когда спешу за светящимися палочками на полу. Бриа смеется. Яростное рычание поднимается по стенам. Она снова кричит, когда я взбегаю по лестнице. А потом наступает тот ужасный момент, приостановленный во времени.

Мой брат, с такой яростью и злобой размахивает кувалдой, готовый обрушить ее на лицо Брии, пока она неподвижно лежит в пыли и обломках.

Я не колеблюсь. Просто стреляю.

Гейб съеживается. Он уже мертв, когда падает на пол.

Я бросаюсь к ним. Из раны на виске Гейба течет кровь. Его глаза открыты, но невидящие. Бриа без сознания, ее дыхание поверхностное. Ее прекрасное лицо безмятежно. Это кажется невозможным после звуков тех криков, наполняющих безлюдную тьму.

Я открываю глаза,пытаясь отогнать воспоминание о ее сломанной кости, освещенной лунным светом.

Когда я это делаю, она смотрит на меня в ответ.

— Бриа?

Она ничего не говорит, просто переводит взгляд с моего лица на наши соединенные руки, на свою подвешенную ногу с белым гипсом, затем на другую руку, выворачивая запястье. Она смотрит на перила кровати с той стороны, потом на дверь. И, наконец, возвращается ко мне.

— Думаю, очевидно, что я не убегу, — говорит Бриа, нажимая на кнопку, чтобы поднять изголовье кровати. Я передаю ей чашку с водой и понимаю, что она, должно быть, искала наручники или офицера, дежурившего у двери.

— У тебя нет проблем. Они позже хотят поговорить с тобой, но только когда ты будешь готова, — объясняю я. Бриа снова ерзает, морщась, устраиваясь поудобнее. Боль в ее глазах не исчезает. — Тебе нужен еще морфий? Я могу позвать медсестру.

Брови Брии хмурятся, когда она смотрит на меня.

— Нет, — говорит она, отводя взгляд, в ее глазах все еще читается боль. — Все нормально. С Самуэлем все в порядке?