Книга Жнец и Воробей, страница 22 – Бринн Уивер

Но теперь, вытащив Роуз из машины и помогая ей добраться до моего дома, эта мысль звенит в голове, как сирена.

Что, черт возьми, я делаю?

Помогаю. Вот что. Она попросила помощи, и её отчаянный взгляд проник мне в душу, словно заноза. Странно, но я не помню, чтобы кто-то из пациентов просил меня о помощи так. Были разные симптомы. Болезни. Я слышал истории семей, передаваемые по наследству, которые формируют каждого из нас. Я слышал страх и благодарность. Но никогда не слышал такого вопля о помощи. Пока не появилась Роуз.

А ей это действительно нужно.

Роуз с трудом поднимается по лестнице на костылях, явно ещё не освоив их. Она шипит сквозь зубы проклятия. Хочется просто взять её на руки, но я сдерживаюсь, позволяя ей самой найти способ забраться наверх. Когда она добирается до крыльца, то оборачивается и одаривает меня усталой, но победоносной улыбкой. Я изо всех сил стараюсь не смотреть на нее, но не получается.

— Ну, — говорит она, отвлекая мое внимание от её пухлых губ и заставляя сосредоточиться на её глазах. — Это было ужасно. Надеюсь, в ближайшее время мне не придется спускаться.

— Ты хорошо справилась.

— Было бы проще, если бы ты меня отнес.

— Хм, — я потираю затылок, пытаясь вспомнить, не произнес ли я свои мысли вслух. — Наверное…?

— Надо сшить взрослую переноску и будешь таскать меня на себе, как кенгуру, — продолжает она, и в её карих глазах загораются огоньки. — Представляешь, как весело будет ходить в магазин? Если у тебя есть швейная машинка, я всё сделаю.

«Какого черта я делаю?» — снова думаю я, но на этот раз вопрос звучит уже по-другому.

Роуз стоит на пороге и ухмыляется, как маленький чертенок. Да, она попросила меня о помощи, но я же её совсем не знаю. Что, если она психопатка? Или даже хуже? Больная на всю голову? Я знаю столько психически нездоровых людей, что, возможно, мои «датчики опасности» окончательно сломались. Конечно, при первой встрече она не производила такого впечатления — большие карие глаза густые ресницы, ангельское лицо в обрамлении шоколадной челки, волосы поплечи. Но в ней есть какая-то озорная искра, которая, подозреваю, ведет к бесконечному источнику хаоса.

Ее лицо смягчается, и я уже во второй раз задаюсь вопросом, не озвучил ли я свои мысли вслух. Словно прочитав их, она говорит: — Не смотри так испуганно, Док. Просто становлюсь немного странной, когда нервничаю, а ты в такие моменты строишь из себя доктора. Я же шучу.

— Знаю…

— Но ты, наверное, уже сто раз пожалел, что пригласил меня в дом, да?

Может быть.

— Нет.

— Думаю, ты хотел сказать «возможно». Не парься, с кукурузными детьми я справлюсь, поверь, — говорит она и улыбается, крепче сжимая костыли и двигаясь к лестнице.

— Стой, — хватаю её за запястье, даже не успеваю подумать, а стоит ли вот так её трогать. Её глаза прикованы к точке соприкосновения. Надо отпустить, особенно учитывая, как она смотрит на мою ладонь, будто мы связались вместе, и она не понимает, как и когда это произошло. — Нет, я не передумал. Просто… э-э… пожалуйста. Проходи.

Разжимаю пальцы, высвобождая её запястье, но ощущение этого прикосновения пульсирует на моей коже.

Я открываю дверь. И на мгновение она останавливается. Потом, с быстрой нервозной улыбкой заходит внутрь.

— У тебя мило, — говорит Роуз, входя в гостиную, стук костылей звучит, как мелодия. Она коротко улыбается мне через плечо. Как будто что-то притягивает её, она подходит к журнальному столику и наклоняется, чтобы взять вязаную подставку. Это первое, что я связал крючком. Рисунок далек от идеала. Некоторые петли больше других.