Книга Жнец и Воробей, страница 29 – Бринн Уивер

Вспышка молнии освещает что-то. Оно выглядывает из стеблей кукурузы на краю поля.

Аллюминиевая бейсбольная бита.

В следующую вспышку света я представляю себе каждую секунду. То, как Мэтт Крэнвелл ударил её. Силу его удара. Ярость и злобу на его лице. Её мучительный крик. Я слышу и вижу всё. Чувствую. Как будто стою и наблюдаю за всем происходящим.

Помоги.

Не осознавая, мои ноги уже двигаются сами по себе. Пути назад нет. Смотрю на мятую биту, покрытую каплями дождя. Мои руки сжимаются в кулаки. Уходит вся сдержанность. Поднимаю биту.

Когда я уже в нескольких футах от сарая, звук дробилки прекращается, остается только тихий треск старого радио. Я останавливаюсь, но мысль о том, чтобы вернуться назад, даже не приходит мне в голову. Просто стою под дождём, прислушиваясь, как что-то тяжёлое сталкивается с металлом. Пара грубых слов слышится через щель в открытой двери. Крэнвелл болтает сам с собой, но кроме редких ругательств я не могу разобрать, о чём он говорит. Мгновение спустя, раздается щелчок гаечного ключа, затягивающего болт, и я использую этот момент, чтобы подойти ближе и заглянуть внутрь.

Крэнвелл стоит ко мне спиной. Я не так много раз его видел, но узнать могу — особенно по ремешку повязки на глазу, впивающейся в затылок. На металлическом каркасе рядом с ним раздается звук входящего звонка. Я наблюдаю за тем, как он вытирает руку о комбинезон и отвечает по громкой связи.

— Че надо? — произносит он; это не вопрос, а требование.

— Мне нужно сбегать в аптеку перед закрытием. У Мэйси кашель…

— Я же сказалтебе приготовить пожрать.

Наступает пауза. Я слышу кашель ребенка на той линии. Готов поспорить своей медицинской лицензией — это бронхит.

— Да, прости.

— Тогда иди и готовь, — Мэтт нажимает на экран и завершает звонок; затем вновь сосредотачивается на двигателе. — Тупая сука.

Моя кровь закипает; дикий огонь бушует в венах. Сердце отдается стуком в ушах; я закрываю глаза, потерявшись в воспоминаниях. Вижу образ мужчины — очень похожего на Крэнвелла. В нем кипит ненависть и презрение. Мой отец.

Я помню его лицо, несмотря на прошедшие годы. В ту ночь, когда он напал на нас в последний раз, в нем была звериная ярость. Я четко помню разорванную губу Роуэна и крик Лаклана, у которого кончик пальца был отрублен, и оттуда хлестала алая кровь. Помню спину отца, который отвернулся, чтобы побить того, кто захочет противостоять ему. Помню вес ножа в своей руке…

— Сукаебанная, — шипит Мэтт. Я быстро отступаю в тень. Но он говорит не мне, а своему побитому внедорожнику. Наклоняется над двигателем и заводит ключом. — Дурацкая старая хуйня.

Да. Подходит под твое описание.

Я снова выхожу на свет и вижу, как Крэнвелл погружается глубже в капот по самые плечи. Натягиваю рукав куртки и открываю дверь, чтобы войти в сарай.

Слева от меня есть стол, на котором валяется снятая дробилка на нержавеющей стальной поверхности, старая, покрытая царапинами и каплями жира. Рядом есть инструменты: ржавый молоток, набор отверток, рулон стальной проволоки и ножовка.

Я обвиваю пальцы вокруг матовой синей ручки гаечного ключа и поднимаю его со стола.

Вспышка молнии освещает пространство за окнами, стекла покрыты пылью. Гром гремит мгновение спустя, так сильно, что кажется, будто мир разваливается. Крэнвелл всё ещё стоит спиной ко мне, его рука глубоко погружена в мотор. Хлещет дождь. Радио играет успокаивающую мелодию. Мы в окружении звуков. В собственном коконе.