Книга Жнец и Воробей, страница 30 – Бринн Уивер

Одного удара хватит. Никто не услышит его крик.

Крепче сжимаю ключ, делаю шаг ближе.

Я вспоминаю лицо Роуз. Её страх. Он сделал это с ней. Он причиняет боль своей жене. Возможно, и детям. И он будет продолжать это делать, как делал мой отец. Ничего не станет лучше. Только хуже. Единственное, что смогло остановить моего отца, — это смерть. То же самое будет и с Мэттом Крэнвеллом.

Я могу это сделать. Могу нанести удар, который положит конец его жалкой жизни.

Что-то скрипит в тени, и я останавливаюсь, замерев во времени.

— Папа. Я покормил куриц.

Я прячусь, прижавшись к стене, ключ всё ещё сжат в руке. Из сарая доносится тяжёлое ворчание Крэнвелла и стук инструментов.

— Хорошо, — бурчит он. — Иди сюда, там дождь. Помоги мне с этой хуйней.

Слышны шаги, звук дождевика, который мальчик снял. Я выглядываю из своего укрытия и вижу, как Крэнвелл передает сыну фонарик и говорит ему забраться на раму, чтобы держать свет над двигателем. Мальчик подчиняется, и оба заглядывают внутрь автомобиля, обменявшись лишь парой слов, пока Крэнвелл закручивает ключ в моторе.

Какого черта я здесь делаю?

Руки дрожат, я вновь отступаю в тень и закрываю глаза. Этот вопрос кажется невыносимым. Я врач, черт побери. Я выбрал эту профессию, чтобы пытаться исправить то, что никогда уже не вернуть. Я хороший человек. Не опасный. Так какого чёрта я думаю об убийстве человека, которого едва знаю? Что со мной не так?

Посмотрев ещё раз из-за угла, осторожно кладу ключ на стол и незаметно выхожу к открытой двери. Выбегаю из сарая. Не смотрю на биту и сосредотачиваю взгляд на дороге впереди.

Когда захожу в дом, то сбрасываю мокрую куртку и промокшие ботинки, прежде чем направиться на кухню. Мои пальцы дрожат, когда я кидаю кубик льда в стакан и наполовину заполняю его бурбоном. Зажмуриваюсь и пью янтарную жидкость. Горло жжет. Это совсем не помогает избавиться от Мэтта Крэнвелла, стоящего в сарае, гаечный ключ манил меня, хотя я думал, что избавился от подобных побуждений. Рука ещё помнит ощущение инструмента, холодное стекло в руке не помогает.

Наливаю себе ещё и беру бутылку, отправляясь в свою комнату.

— Ты слабачка. Соберись, — говорит Роуз, когда я мимо прохожу ванной. Мои шаги замедляются, и я останавливаюсь у двери. — Не такая уж ты сильная, да? Ну, постарайся, если хочешь быть…

— Роуз? — я стучу в дверь, и поток ядовитых слов сразу прекращается. — Ты в порядке?

Долгая пауза.

— Да…?

— Ты уверена?

— Нет…?

— Можно войти?

Ещё одна пауза. Слышу, как вода плескается по краям ванны, а затем шуршание ткани.

— Ладно…

Когда я открываю дверь, Роуз сидит на краю ванны в халате, её костыли брошены на пол, а бандаж лежит на столе рядом с раковиной. Вода стекает по её груди и здоровой ноге, но травмированнаяосталась сухой, разве что края повязки немного отодвинуты.

— Что происходит? — спрашиваю я, ставя стакан и бутылку рядом с её бандажем. Роуз заливается румянцем и отворачивается. Моё сердце немного сжимается, когда она смотрит мне в глаза, но только на мгновение, будто не может выдержать.

— Ты сказал, что сегодня надо снять повязку, — говорит она, и её голос звучит мягче, чем обычно. Даже когда она уставшая, её слова всегда пропитаны сарказмом или игривостью.

— Это сложнее, чем я думала.

— Ничего страшного. Я помогу. Именно для этого ты здесь. Помнишь?