Книга Жнец и Воробей, страница 40 – Бринн Уивер

Особенно учитывая, что самая красивая, но, признаться, и самая пугающая женщина, которую я когда-либо встречал, спит в комнате напротив, а я делаю всё возможное, чтобы избегать её.

И у меня это плохо получается.

Даже на работе, даже на пробежке или в спортзале — она всё равно лезет ко мне в голову. Её произнесенное «помоги» до сих пор звучит в ушах. Или её удивленное лицо, когда я открыл дверь трейлера, и как её глаза засветились, когда она поняла, что это я. Я приехал в Хартфорд, чтобы спрятаться от всего, что делает меня слабым, от всего, что заставляет меня копаться в скрытых тёмных уголках своей души. Но Роуз влезла в мою жизнь и как вирус меня заражает.

Но я беспокоюсь не о себе.

А о ней.

Я откладываю в сторону недовязанное одеяло и окидываю взглядом комнату. Простая мебель. Безликие картины. Заурядные детали интерьера, всё скучное и неоригинальное. Ничто не вызывает никаких эмоций или опасений. Ничто не намекает, что здесь живет человек, который вчера скрыл убийство. Или что он чуть не убил фермера гаечным ключом. И который убил собственного отца, но никто об этом не знает.

Упираюсь локтями в колени, закрываю лицо руками, как будто смогу выгнать из головы все мысли.

Но они никуда не деваются.

Я всё ещё помню отца, пьяного и обдолбанного, всё ещё помню своё разочарование, когда он вернулся спустя неделю, хотя я уже почти поверил, что он сдох. В конце концов, я узнал, кому он задолжал,у кого он украл. И тогда подумал, что, если сообщу Мэйсу, что он взял у него деньги, он избавится от моего отца навсегда. С каждым прошедшим днём той недели я понимал, что не чувствую того, что чувствовал бы любой порядочный человек, предавая собственного отца. Я чувствовал облегчение. Даже гордость. Ощущал себя чертовски непобедимым.

Но я был всего лишь ребёнком.

Я недооценил способность отца выкручиваться из неприятностей. Вся надежда и безмятежность внезапно растворились, когда он вновь появился в субботу днем, бормоча и ругаясь, таща моего брата Роуэна на кухню нашего дома в Слайго, требуя пожрать. Он ударил Роуэна по лицу, когда тот запротестовал. Когда я попытался вмешаться, он швырнул меня к тумбе и ударил головой о шкаф так сильно, что у меня потемнело в глазах. Но сквозь вспышки света я всё же заметил, как глаза моего брата почернели от ярости. Как он посмотрел на Лаклана, стоявшего в гостиной со сжатыми кулаками. Будто кто-то щелкнул переключателем у них внутри. Когда началась потасовка, я незаметно взял нож в руку. Помню, как одно слово пронеслось у меня в голове, когда братья накинулись на Каллума Кейна.

«Наконец-то», — подумал я.

Наконец-то.

До сих пор чувствую тот адреналин. И надежду, что это конец. Я знал это.

И с тех пор каждый день пытаюсь доказать, что ошибался в своих инстинктах. Пытаюсь быть достойным любви братьев, отблагодарить за их самопожертвование. Искупить свою вину, о которой они даже не знают. А вчера я просто… сдался.

Смотрю на часы. Одиннадцать тридцать. Эрик Донован мертв больше суток. Если его ещё не ищут, это вопрос времени. Ночные ливни смоют наши следы, если кто-то и задумает искать в том богом забытом месте. Его машина затоплена под мутной серой водой. Может, если нам повезет, его никогда не найдут. Разве нормальный человек не должен чувствовать угрызения совести?