Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 124 – Виктория Богачева

— Здравствуй, Мамору.

Она держалась скованно — совсем как в их первые встречи, и ему казалось, причиной тому было нечто большее, чем обида. Он успел хорошо ее изучить и знал, что для Талилы превыше всего был долг. И правила, которыеона старалась неукоснительно соблюдать. А сейчас он смотрел на нее и замечал, как изменился ее взгляд, каким непривычно хмурым выглядело ее лицо. Словно что-то подтачивало ее изнутри.

Талила редко улыбалась, но и хмурилась — тоже. Она всегда предпочитала суровую сосредоточенность.

— Я... я виновата... — выдохнула она, и ее слова окатили его ведром ледяной воды.

Что?..

— Ты отправил меня на разведку. Я должна была вернуться в лагерь с вестями из внешнего мира... — продолжила меж тем Талила.

Он шагнул к ней и заставил замолчать, приложив палец к губам. Она вскинула на него широко распахнутые глаза, в которых плескалось невыразимое удивление. Но Талила не вздрогнула и не отстранилась, лишь продолжила смотреть на него так, словно видела впервые.

— Я запрещаю тебе просить прощения, — сказал он строго и серьезно.

— Я не выполнила твой приказ, — она все же чуть отодвинулась, и Мамору резко убрал руку от ее лица, и вытянул вдоль тела, сжав кулак.

«Я должен перестать давать тебе невыполнимые приказы», — мелькнуло у него в голове, но вслух он сказал другое.

— Об этом судить буду я.

Губы Талилы шевельнулись, словно она хотела что-то возразить, но она лишь покачала головой и промолчала.

— Как твоя спина? — спросила, когда тишина между ними стала слишком давящей.

Она избегала на него смотреть, и Мамору сделалось горько.

Но ему некого было винить, кроме себя.

«Потому что твоя магия слишком важна и ценна».

— Зажила, — сказал он коротко, и прозвучало слишком грубо.

Оба вздохнули с облегчение, когда эта неловкая беседа была прервана: Мамору окликнул кто-то из войска, и он ушел, оставив Талилу в одиночестве на берегу, где она смогла в мелкие щепки измочалить деревянный тренировочный меч о столб.

Но легче не стало.

Мамору смотрел на нее целый день. Где бы в лагере ни находился, постоянно выискивал жену взглядом. Злился сам на себя — но все равно оборачивался ей вслед. К вечеру в груди накопилось столько всего невнятного и смутного, что, когда кто-то предложил выкупаться в ледяной воде, он согласился едва ли не первым.

Но даже холодная река не остудила голову. Свежий шрам на спине обожгло, когда он нырнул, и, стоя на берегу, он чувствовал на себя косые взгляды. В открытую смотреть на кусок кожи, где когда-то была проклятая печать, не решалсяникто.

А в шатре, когда он вернулся, его встретил прямой, даже требовательный взгляд Талилы.

— Я тоже хочу... в реку... — сказала она, и он застыл прямо с поднятой рукой, не задернув полог.

— Вода ледяная, — откашлявшись, проговорил кое-как.

— Потерплю.

Мамору прикрыл на мгновение глаза. Он не мог отпустить ее одну. А это означало, что ему придется пойти с ней. И посторожить, чтобы никто не посмел на нее смотреть. И, самое главное, сдержаться самому.

Сцепив зубы, он молча посторонился и шагнул наружу.

— Идем.

В реку Талила залезла в нательной рубашке, и он был готов произнести короткую молитву-благодарность богам. Жаль, что он давно перестал в них верить.

Они прошли чуть выше по течению и повернули вдоль русла, чтобы никто не увидел их с холма, на котором был разбит лагерь. Мамору стоял на берегу, спиной к воде, скрестив на груди руки, и невидящим взглядом буравил пространство перед собой. Светила тусклая, убывающая луна. Плескалась река, и небольшие волны, обгоняя друг друга, с шипением разбивались о выступающие валуны.