Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 128 – Виктория Богачева

Советник Горо сделал знак рукой, и его самураи развернули лошадей. Пока они не скрылись вдалеке, никто не проронил ни звука. Стояла звенящая тишина. Замерев, Мамору тяжело дышал и сжимал рукоять катаны. Он не отводил взгляда от спины советника. Очнулся он, лишь услышав тихий вопрос Талилы.

Вопрос, который он не хотел слышать.

— О каком городе говорил советник? Какой город я сожгла дотла?

Мамору вздохнул и повел плечами, разгоняя кровь.

— Тот, в котором вы остановились на ночлег.

Брови Талилы взметнулись вверх, а лицо некрасиво исказилось. Втайне от нее Мамору жестом велел окружавшим их самураям расходиться. Он не хотел, чтобы они видели.

— Но я же... я подожгла только ворота. Когда мы пытались покинуть этот город... — пробормотала она беспомощно и растерянно.

Ужас произошедшего наваливался на нее постепенно, и с каждой новой минутой перед глазами появлялись все более жуткие картины.

— Мы не знаем, что там случилось в действительности, — Мамору шагнул к ней и больно схватил за плечи. — Советник Горо — хуже ядовитой змеи. Не смей верить всему, что исторгает его гнусный рот.

— Но ты вздрогнул тогда... вздрогнул, когда он заикнулся о городе. Не сказал, что он лжет.

Талила подняла на него взгляд, и Мамору устыдился, ведь на мгновениеему захотелось, чтобы она по-прежнему смотрела в землю. В ее глазах было столько боли, ужаса и стыда, что он не знал, как справиться со всем этим. Как она сможет справиться.

Он на мгновение прикрыл глаза и произнес на выдохе.

— Мы видели дым по пути в гарнизон. Но и только, Талила! Лишь дым — это не говорит ни о чем!

Мамору жестко встряхнул ее, словно равного по силе воина, но она обмякла в его руках, потому что не могла больше стоять на ногах. Они подогнулись, и ему пришлось опуститься вместе с ней на землю, на колени.

— Я сожгла город, Мамору! Целый город! — в отчаянии простонала Талила, цепляясь за его куртку на груди. — Там были простые люди... дети... их дома... Моя магия проклята, они все были правы... Я — проклята.

— Это неправда, — сказал он ей на ухо и, сам того не заметив, принялся гладить широкой ладонью ее по затылку, по гладким, шелковистым волосам. — Ты не проклята, это глупые небылицы старух.

— Я приношу только разрушения... только разрушения и смерть... отец был прав, когда держал меня вдали ото всех, и твой брат тоже, когда надел на меня кандалы... — прошептала она иступленным, полубезумным шепотом.

— Не смей так говорить! — Мамору обхватил обеими ладонями ее лицо и заставил заглянуть себе в глаза.

Талила моргнула, и две крупных слезы скатились по щекам, и он стер их большими пальцами.

— Ты — величайшая драгоценность, — сказал он, не в силах отвести от нее взгляда.

И, склонившись к губам, крепко поцеловал.

***

Вечером они сложили костер, чтобы предать огню тех, кого бросил им под ноги советник Горо. В насмешку. Для унижения.

Талила с сухими, стеклянными глазами стояла рядом с Мамору. Слезы, которых у нее было немного, иссякли еще днем, в его объятиях...

… и об этом она старалась не думать.

— Госпожа Рин вырастила меня, — вдруг обронил он, наблюдая, как самураи с величайшей осторожностью водружают поверх сложенного костра укрытые белым полотнищем останки. — Она хотела уйти из поместья, но я уговорил ее остаться. Хотел отблагодарить за то, что она для меня сделала. Я отправил туда Юки, потому что думал, что там будет безопасно.