Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 184 – Виктория Богачева

Напрасно.

Она позволила сопроводить себя в покои в глубине дворца. Покорно следовала за самураями и исполняла то, что ей говорили: здесь налево, госпожа; третья дверь справа, госпожа; скоро придем, госпожа.

Госпожа.

И в этот раз она не слышала в таком обращении издевки. Когда-то ее называли принцессой, желая унизить, желая указать на ее место, на ее ничтожность.

Теперь все было иначе. Госпожой ее называли, потому что боялись, потому что шепотки и слухи о том, что сделала она, что сделали они вместе с мужем, распространились по всей Империи, достигли самых дальних ее уголков.

И даже советники, и те, посматривали на нее со странной смесью уважения и презрения, и ненависти. Талилу эти взгляды откровенно забавляли, и она позволила полуулыбке бродить на своих губах, замечая, что тем самым заставляет окружающих нервничать сильнее.

Вот и славно.

Ее сопроводили в покои — безликие, просторные. Они находились совсем в другом крыле дворца, не в том, где она жила с Мамору. Четверо самураев вошли вместе с ней в спальню, за ними — две служанки. Ей приказали отдать катану, и она отстегнула ножны от пояса и передала их, не глядя. Затем потребовали нож, и она подчинилась.

Бессловесные девушки завели ее за ширму, где она скинула дорожную куртку и штаны, и они убедились, что у нее на теле нет скрытого оружия.

— Купель готова, госпожа, — прошелестела одна, не смея оторвать от татами взгляда.

Талила молча кивнула.

Служанки подхватили роскошную, обшитую золотой нитью ширму, и указали ей на неприметную дверь в смежное помещение. Талила шла, девушки несли ширму, чтобы самураи не могли увидеть ее в тонкой нижней рубашке. Воины следовали за ней по пятам.

Они и в купальню вошли, остановившись в паре шагов от ширмы.

— Ваша рубашка, госпожа.

Тихая просьба служанки ударила Талилу под дых. Она чуть не покачнулась, сумев в последний миг устоять на ногах.

— Мое тело не предназначено для ваших глаз, — велела она жестко.

Так, как умела. Таким голосом, которому подчинялись самураи.

— Отвернитесь, — бросила, и девушки, вздрогнув, поспешно исполнили приказ.

Она бы пожалела их. В другой жизни. Убедившись, что никто не смотрит, она поспешно скинула рубашку и забралась в купель, и согнула в коленях ноги, прижав к груди. Живот сразу же откликнулся тянущей болью.

— Побыстрее, — приказала все так же строго. — Я не намерена терпеть вас весь день.

Служанки тут же бросились к ней, принялись в четыре руки расплетать ее волосы, натирать плечи мыльным корнем, поливать теплой водой на голову...

Талила дергалась каждый раз, когда они ее касались. Ничего не могла с собой поделать.

Рукам было непривычно. Она чувствовала браслеты не простокожей, она ощущала их всем своим нутром. Они давили, они сковывали движения, они унижали одним своим видом, они заставляли шрамы под ними пылать.

Она приказала себе терпеть.

Когда с купанием было покончено, она вновь велела служанкам отвернуться, и сама вытерлась и надела рубашку. Уже другую. Великолепно пошитую, благоухающую цветочным ароматам, мягкую, шелковую.

Затем служанки попытались облачить ее в фурисодэ — кимоно незамужней женщины.

— Нет, — отрезала она и поджала побелевшие губы. — Я его не надену.

— Госпожа... — перепуганные девушки рухнули на колени прямо на мокрые следы, которые оставила за собой Талила.