Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 187 – Виктория Богачева

Она сощурилась и посмотрела на мужчину, который по-прежнему стоял от нее в трех шагах. По его приказу убили ее отца и родню. И пусть отец сам был дважды предателем и замышлял заговор, это чего-то да стоило. Ее саму пытали. Ее мужа неоднократно пытали. Он мучил людей десятками, сотнями; он был готов положить целое войско, лишь бы достичь своих безумных целей. Он не ценил и не щадил никого, он не был способен на снисхождение, на сочувствие... Он не умел любить, он не умел прощать, он даже не задумывался о тех, кого погубил...

И этот человек думал, что мог переманить ее, пообещав поставить ниже себя на ступень? Стоять подле монстра, подле чудовища из детских сказок...

Она и сама была чудовищем в глазах многих, одернула себя Талила. Ничего удивительного, что Император предложил ей это.

— Я бы лучше умерла, чем стала с тобой рядом, — тяжело обронила она.

— Глупая женщина, — он покачал головой и шагнул вперед, и она мгновенно подобралась, потому что поняла, что время разговоров подошло к концу.

Настало время действовать.

— Поставьте ширму! — велел Император самураям, даже не взглянув на них.

Все его внимание было сосредоточенно на Талиле. Она же замерла в ожидании, не дыша. Только следила боковым зрением, как воины повиновались его приказу и развернули створки, которые надежно скрыли ее и Императора. Сами же самураи выстроились позади ширмы; они не могли видеть, но слышали все, что происходило в комнате.

Талила скривилась от отвращения, когда Император подошел к ней и резким движением сорвал пояс-оби. Шелковые ленты осели на татами вокруг них. Мужчина заметил ее гримасу, и его лицо ожесточилось. Черты стали грубее, приобрели хищное, отталкивающее выражение.

— Что, мой брат был с тобой нежен? — Талилу опалил его шепот, и она не сдержала еще одну гримасу.

Император дернул ее на себя, схвативза воротник кимоно, и затряс, словно тряпичную куклу. Она старательно смотрела ему на переносицу, не решаясь заглянуть в глаза. Боялась, что выдаст себя, что не справится с черной лютой ненавистью, что клокотала в душе и текла по венам вместо крови.

Движения Императора стали рваными, хаотичными. Он рычал, стаскивая с нее слои кимоно. Он спешил и вырывал с корнем многочисленные завязки и шнурки, он трепал и одежду, и Талилу из стороны в сторону, и она болталась в его руках, молчаливая, покорная, смирившаяся...

Только вот ему это не нравилось. Покорных и молчаливых у него было столько, что не сосчитать. А вот женщиной, в которой горел огонь, он еще не обладал.

И потому...

— Сопротивляйся! — прикрикнул он, и хлесткая пощечина обожгла лицо Талилы.

Она дернула головой и бросила на Императора взгляд исподлобья. Удар распалил его. Завел. В глазах зажегся интерес, от которого ее чуть не стошнило, и предвкушение.

Силой Талила заставила себя вытянуть руки вдоль корпуса. Приказала никак не реагировать на пощечину.

— Ну, что же ты! — он ударил ее еще раз, по другой щеке, и на этот раз она слизнула с губы капельку выступившей крови.

Император носил на пальцах печати Империи.

— Где твоя дерзость, продажная девка?! Где твой острый язык?! — он шагнул, и она инстинктивно ступила назад.

Воспользовавшись этим, он ногой прижал к татами подол ее кимоно, и с тихим треском шелк порвался из-за натяжения, и почти весь наряд Талилы осел на пол. Она осталась в одной исподней рубашке.