Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 190 – Виктория Богачева

Убить и умереть они успеют всегда. Сначала он спасет свою жену. А уже потом — подумает, что делать и с ней, и с полководцем, который забыл, кому служит и чьи приказы должен выполнять.

— Поднимай войско, мы возвращаемся за ней.

Мамору бросил беглый взгляд на горизонт, на котором разгорался алый закат — символ грядущей битвы. Солнце почти зашло, и на небе сияли багряные росчерки, похожие на кровавые отметины.

Полководец Осака подался вперед, желая заговорить. Вернувшийся из плена господин выглядел так, словно был готов взойти на погребальный костер. Он хотел сказать, что Мамору нужно передохнуть — пусть и немного, пару часов. Нужно поспать, поесть, сменить тряпки, которые нельзя было назвать одеждой, на броню. Но когда Осака заглянул ему в глаза, все слова застряли в горле.

— Да, господин, — вытолкнул из себя полководец и склонил голову.

Когда они, наконец, остановились, и Мамору соскочил на землю, ему пришлось долго простоять, держась за гриву лошади, пока он не почувствовал, что может сделать шаг. Ноги были словно чужими. Как и руки. Как и все тело, но это не имело никакого значения. Самураи вокруг него обменивались радостными взглядами, каждый хотел подойти и лично убедиться, что слухи про возвращение господина из плена правдивы.Шепот расходился по лагерю волной, и в другое время Мамору поговорил бы со своими людьми; с теми, кто остался ему предан.

В другое, но не сейчас, потому что он был сосредоточен совсем на ином.

— А Такахиро, господин? — и лишь однажды он откликнулся, когда спросили о вернейшем его самурае.

— Я видел его утром. Он был жив, — глухо ответил Мамору.

Их держали вместе, в соседних клетках в подземных темницах. И когда его самого выволокли из нее незадолго до появления во дворце Талилы, он успел обменяться с Тахакиро взглядами.

Тогда Мамору думал, что его вытащили из клетки, чтобы казнить.

Оказалось, гораздо хуже.

Ему принесли одежду, броню и оружие. Даже сухие лепешки нашлись и холодный, слипшийся рис. Небо к тому моменту начала темнеть, кровавые отсветы ушли с горизонта, уступив место вечерним сумеркам.

— Господин, не лучше ли обождать до утра? — спросил у него кто-то, и Мамору едва не приказал отрубить наглецу голову.

— Лучше, — проскрежетал он, совладав с собой. — Но мы не станем.

Чтобы немалое войско снялось с места, необходимо немало времени, но как раз времени у Мамору и не было, и потому он приказал ужать все приготовления. И спустя два часа, как он вернулся, они смогли выдвинуться к дворцу.

Как мог, он отвлекал себя от навязчивых мыслей. Сцепив зубы, старался не думать о том, что давно наступил вечер, и в эту самую минуту Император, быть может, идет по коридору к Талиле. Или уже находится с ней в одном помещении...

Не думать было невозможно. И не винить себя — тоже. За то, что не смог, что не защитил, что его жена оказалась лицом к лицу с ублюдком, а его нет рядом, чтобы ей помочь. И магии у нее тоже нет, ведь Талила ради него согласилась надеть кандалы. Несколько раз Мамору ловил себя на том, что начинал задыхаться, и тогда ему приходилось останавливаться и оттягивать в сторону воротник, хотя больше всего хотелось расцарапать грудь и вырвать сердце, чтобы не болело.

Хуже всего становилось, когда перед глазами всплывали моменты их близости и то, какой Талила была уязвимой. Он боялся сделать что-то не так, сделать ей больно. Он боялся напугать ее. А теперь она оказалась в руках человека, который упивался страданиями других. Которого возбуждали слезы и мольбы о пощаде, который умел только ломать.