Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 46 – Виктория Богачева

Могла ли она в это поверить?..

Самым страшным было то, что Талила не знала.

Она запуталась. И чувствовала себя новорожденным, слепым детенышем, которого выбросили в мир и приказали: иди. Сражайся. Убивай.

Этому она научилась.

Но как научиться всему остальному?

Кому она могла верить?..

— Господин, я буду снаружи, если вам что-то понадобится, — голос Такахиро прервал ее невеселые размышления.

— Хорошо. И помни, что я тебе сказал. Сменишь дозорных в четыре утра, — строго и слишком резко приказал ему Мамору.

Но он только кивнул. Поклонившись несколько раз, самурай покинул палатку, и они остались с мужем наедине. Она все же не удержалась, бросила на него один-единственный взгляд.

И поджала губы.

— Зачем ты взял меня с собой?— глухо спросила она, поспешно отвернувшись.

— Ты бы предпочла остаться во дворце? — насмешливо отозвался мужчина.

— Никого не волнует, что предпочла бы я. Но почему выбрал ты?

Клятвопреступник повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Сколько бы Талила ни силилась, а не смогла разглядеть ответ в его взгляде. Тяжелом, непроницаемом, пригвождающем к месту.

Она повела плечами и приподняла подбородок.

— Потому что не хочу, чтобы тебя убили.

Оказывается, мало хотеть услышать правду. Мало добиться правды. Нужно уметь эту правду выслушивать, не теряя лица. Уметь принимать последствия, которые влечет эта правда.

Талила резко повела головой. Ничего больше не сказав и не спросив, она опустилась на походный футон и укрылась своим же плащом. Донесшийся до нее смешок Клятвопреступника заставил ее заскрежетать зубами, и она крепко зажмурилась.

Той ночью ей приснился странный сон. В нем она проснулась в палатке, но вокруг сгущались черные тени. Они не были похожи на обычные сумерки, и даже в самый темный час перед рассветом было светлее, чем в ту минуту, когда она открыла глаза.

Сперва Талила ничего не понимала и не видела, но спустя время смогла рассмотреть очертания той самой палатки, в которой она заснула. Смутно она даже разглядела силуэт Клятвопреступника справа от себя. По земле стелился туман, только он был черного цвета, плотный и вязкий, как густая жидкость, поглощая всё на своём пути. И таким непроницаемым, что она не видела собственного футона.

Темнота казалась живой, она шевелилась, пытаясь проникнуть в ее разум. Талила слышала шорохи, невидимые руки тянулись к ней, но не касались. Шелест голосов, переплетающихся друг с другом, был невыносимо громким. Он становился всё сильнее, пока не сливался в один единственный, мощный, почти физический звук, который эхом отзывался в ее голове.

— Он спит, — прошептали тени, их слова рвались из тумана, и она не могла понять, откуда они исходят. — Возьми кинжал.

Талила почувствовала холод в пальцах, словно кинжал уже был у неё в руках. Сердце билось в груди, но она ощущала лишь собственное бессилие. И слабость.

— Ты знаешь, что нужно сделать, — снова прошептали тени. — Возьми его и освободись.

Талила встала, пошатываясь, и сделала шаг. Она не боялась разбудить Клятвопреступника. Она знала, что он не проснется.

Ее руки потянулись к ножнам, которые лежали рядом с другой стороны его футона, и для этого ей пришлось перегнуться через мужа. Она задела его грудь своей длинной косой, но он даже не пошевелился. Не сбился с дыхания, не дернулся.