Книга Яромира. Украденная княжна, страница 40 – Виктория Богачева

Второй рукой — той, из которой на землю все еще стекала кровь — он нашарил на поясе ножны и чуть вытащил меч, обнажив священное железо — лучший щит против любого морока. Он оглядел капище, но не заметил и не услышал ничего. Лишь ветер протяжно завывал меж деревянных изваяний.

Князь поднял голову, вновь вглядываясь в грозный лик Бога-Громовержца.

Был ли гром ответом на его мысли?..

Когда отошли от капища на сотню шагов, Ярослав остановился посредитропы и терпеливо дождался, пока Крутояр замотает его порез чистыми тряпицами. Руки у сына подрагивали, и узел он смог затянуть далеко не с первого раза.

Князю и самому было не по себе. Никогда прежде такого с ним не случалось. Никогда прежде он не получал столь явного ответа на свои помыслы.

— Отец, — Крутояр тронул его за руку, — то был добрый знак?

Он посмотрел на побледневшего, встревоженного сына, который был его отражением. Он словно в водную гладь всматривался всякий раз, когда видел лицо Крутояра. В тереме шептались: вот это уж расстаралась княгиня Звенислава так расстаралась. Не просто родила первым мальчика, старшего княжича и наследника, так еще и на отца похожего, что капля воды.

— Добрый, — князь соврал, и мальчишка заметно повеселел.

Ему все было внове, и все было волнительно. Никогда прежде отец не брал его на капище и всегда ходил один, коли не собиралась на жертвоприношение вся гридь. И никогда прежде он не выезжал с отцом никуда дальше границ княжества. Нынче же он отправится вместе с ним на вече… Крутояр и помыслить о таком не смел. Думал, что навлек на себя гнев князя аж до самой зимы, а то и дольше — за то, что подсоблял Яромирке и Вячко. Но вышло иначе, и княжич старался особенно широко не улыбаться, хотя улыбка сама просилась на лицо.

— Никому о том не сказывай, — уже возле ворот в терем предупредил Ярослав, соскочив с коня.

Крутояр, взяв у него поводья, открыл рот, чтобы спросить, и почти сразу же захлопнул, клацнув зубами. Он молча кивнул.

— Особенно — матери, — поразмыслив, добавил князь, и на лице сына вспыхнула обида.

Он же пообещал уже! Пошто отец ему, словно мальцу, сызнова велит?

Ярослав нахмурил брови, и обиду словно ветром сдуло. Крутояр прикусил язык и еще раз кивнул, и князь довольно хмыкнул.

Подворье, как и всегда перед скорым отъездом, было охвачено суетой. Слуги и отроки снаряжали сразу два отряда: один — княжеский, на вече, и второй — во главе с воеводой Будимиром, в Белоозеро.

Проводив взглядом умчавшегося в терем мальчишку, Ярослав вздохнул. Не в первый раз пожалел он, что не было рядом старого пестуна, дядьки Крута, в честь которого его сын получил первую часть своего имени. Уж тот бы всенепременно растолковал бы ему, что своим знамением хотел сказать грозный Перун.

Он соврал сыну.

Он не верил, что знак был добрым, ведь в тот миг Ярослав не только просил Перуна об удаче на княжеском вече. Нет. Он думал, что было бы славно договориться с Новым Градом миром. Выставить против варягов единую рать, чтобы те осели в княжестве, которое распахнуло перед ними ворота, да так бы там и остались, увидав, что прочие земли перед ними не склонятся.

Было бы славно этой зимой не умывать землю кровью. Не оплакивать отцов, братьев, мужей, сыновей…

Кажется, Бог-Громовержец осерчал на Ярослава за такие мысли. Перун был Богом воинов, Богов кровавых битв и сеч. Немудрено, что чаяния князя не пришлись ему по нраву.