Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 224 – Элина Птицына

— Нет, так не пойдет, — возразил собеседник. — Навсегда заберу, глядишь у тебя одним грехом меньше будет.

Это кто таков,что Самому тыкает?

— Ваша правда. Но вы видите, с кем приходится дело иметь?

— Но труды твои многого стоят, — хохотнул невидимка и, судя по звуку, бросил на стол кошель с золотом. — Это тебе за нервы и убыток.

И теперь Мелкий увидел высокие, явно офицерские, хорошей работы сапоги: неизвестный спаситель — а спаситель ли? — подошел и остановился над ним.

— Как там тебя, — сказали сверху. — Сам идти можешь? Или помяли?

Мелкий, неловко завозившись на гладком полу, сел. И хорошо, что сел, а не встал, ибо как увидел говорившего, так душа в пятки ушла, мало совсем не выскочила.

Это где он так нагрешил-то?

И, дав голосом петуха, выпалил в отчаянии:

— Идти могу, но мне бы вещи собрать!

— Какие еще вещи?

— Я, по милости господина Мелетина, квартируюсь на чердаке, у нас, там, да. Квартирка хорошая, как раз под меня. Вот и вещички мои там скопилися… Пятнадцать лет верой-правдой. Коль перехожу к вам, мне бы мое и забрать.

— Да ты, братец, не промах, — засмеялся князь и обратился к Самому. — Позволишь бедолажному монатки смотать?

— Да зачем мне его скарб? — презрительно отозвался Мелетин. — Пусть забирает да на глаза мне больше никогда не попадается.

— А расчет? — пискнул срывающийся голос снизу.

Князь захохотал.

— Отдадут, — выплюнул купец.

Мелкий, поднявшись, отвесил старому хозяину глубокий поклон и засеменил на подгибающихся ногах за новым. Раз вещи дают забрать, раз расчет отдадут, значит поживет он еще…

Да только как он в это влип-то? Что с ним дальше-то будет?

* * *

Утро не бывает добрым, когда ты просыпаешься в чане с водой, в который тебя окунает чья-то немилосердная рука. Едва не хлебанув холодной водицы, Гаврила отчаянно хватанул воздух, и кто-то рядом произнес с ленцой:

— Ну, хватит, утопишь еще обвиняемого.

Обвиняемого?

Его швырнули на пол, и Гаврила невольно охнул: кто же над ним так поработал? Тело болело, спина ныла, руки и ноги, кажется, вовсе не хотели работать.

— Ну, как он? — спросил кто-то, заглянув, и тот же ленивый голос ответил со смешком:

— Жить будет.

Вот не был он в том уверен. Вода все еще стекала по лицу, но уже чувствовалось как тяжелеет, наливаясь чугуном, голова.

— Его в рассол надо было окунать, робятки, что вы его в воду? — заржал кто-то. — И поел бы, и попил бы заодно.

Шутнику ответили хохотом, и несчастная голова бедного забулдыги от того многоголосья, словно надвое раскололась.

Поганцы позорные.

— Волоките его, Стив ждет, — заторопил заглянувший, и Гаврило ощутил тычок сапогом в бок:

— Вставай!

Да что вчерась было-то? Как он сюда попал-то?

* * *

И Мелкий, и Рябой могли бы получить исчерпывающие ответы на свои вопросы, да только кто бы им рассказал? Маленькие листики, по глупости, оторвались они от привычной ветки и понес их, нещадно трепля, злой безжалостный ветер.

* * *

Луна, от которой, как верят простые бабы, грах в это время откусывает бок, стояла не высоко и не низко, и ее света хватало, чтобы издалека увидеть две фигуры в широкополых плащах. Руб-Мосаньский смотрел за этими двумя в щель, по недоразумению именуемую окном доходного дома, с верхнего этажа и где-то в глубине души дивился безрассудству Михаила. Или удальству? Или так выглядит безнадежность?