Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 223 – Элина Птицына

— Сдох, что ли? — спросили из-за двери и сразу над головой довольно заржал Сивый.

— Не! Кумекает чё творится, глаза не открывает, — а сам носком сапога ткнул в бок. — Вставай!

Мелкий открыл глаза. Сивый стоял во весь рост, не пригибаясь — ему одному и в аккурат «квартира» Мелкого на чердаке «Мелетина». Удобно! Да и за постой с него не брали, а что на работе находился только с перерывом на сон — так что в его жизни есть еще, кроме нее, постылой?

Мелкий, случалось, завидовал — вот чего бы стоило подрасти хотя бы до Сивого, тогда, чай, повидал бы мир, семью бы завел…

— Вы чего это, робяты? — спросил хрипло, облизав пересохшие губы.

— Одевайся, хозяин зовет. Да скажи спасибо, что напялиться тебе даю, — насмешливо ответил Сивый.

— Митрич?

— Еще слово, Мелочь, и босым побежишь.

— Выкидывай его сюда, — посоветовали из-за двери. — Не обидим, под мышкой унесем.

И заржали отвратительно на два голоса.

Впрочем, Мелкий уже одевался: торопливо натягивал рубаху, накидывал жилетку — у них два раза не повторяют.

— Влип ты, донес кто-то, — улучив момент, шепнул Сивый и в ответ на вопросительный взгляд пожал плечами.

То, что действительно влип,стало ясно сразу, едва из коморки высунулся: его тотчас выдернули как репку и, подхватив, за плечи поволокли с чердака, только ноги болтались в воздухе.

Парни рослые, здоровенные, из охраны Самого… Да что он сделал-то! Грехов за собой Мелкий не числил, дело свое знал. Оклеветал кто? Да почто его-то? Где Сам, а где подвал! В подвале Самого только кабинеты изредка интересуют, а все остальное на полный откуп Митрича — управляющего.

Но тут догадка стукнула в голову и Мелкий замер, и даже дышать перестал: не может быть! Это ерунда же! Нет! Нет? Как?! Как он мог так опростоволоситься???

И встала перед глазами рожа Черепа, и вновь, как на яву, зазмеилась ненавистная ухмылочка на тонких губах:

— Че выгнали тебя? Не пускают до серьезных дел?

И вспомнилось свое, презрительное, в ответ:

— Серьезные дела? Какие такие дела? Знаем какие! То баба!

А ведь они почти сразу поднялись, ироды. Мог бы и скумекать, что дело худо. Да знать плохо у них пошло…

Или в чем другом его обвинять будут? Но не может же быть, чтоб из-за этого, ну, нет! Нет! Он пятнадцать лет верой-правдой! Ни единого раза не опростоволосился!

В мотор его закинули как мешок, и из мотора вытащили так же, проволокли по лестнице, красной дорожкой укутанной, да как будто бы золотыми шпагами переложенной — Мелкий даже отвлекся, так загляделся. Но бугаи, слегка приложив его головушку о полотно, уже отворяли высокие двери залы, малахитами убранной и по полу, блестящему, в разводах чудных, Мелкий катился до самых щегольских штиблетов господина Мелетина, таких начищенных, что свою перекошенную рожу в них узрел.

— Ты чё, пёс? — свистяще спросил Сам. — Забыл кому обязан?

Рубанула воздух тяжелая трость и Мелкий обреченно зажмурился, успев мимолетно удивиться неподходящей мысли: полы чистые, жалко.

Но тяжелая, суковая, лаком крытая и узорами окованная знаменитая палка Мелетина не опустилась на бедную головушку, потому что со стороны окон кто-то с хохотком, но строго, сказал:

— Ты мне его в целости и сохранности обещал.

Мелкий приоткрыл один глаз, но кроме хозяйских ботинок ничего не увидел.

— Забирайте, — обреченно выдохнул Мелетин. — Мои после с ним поговорят.