Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 236 – Элина Птицына

— Меня? Отец всегда беседовал со мной, объяснял, — растерялась Лиза, и комок вдруг подкатил к горлу. Вспомнился уютный свет лампы, крепкие руки, веселый голос, щекотка у ушка: «А эта девочка у нас сегодня шалила? А? Эта девочка?»

— Вероятно, вы были спокойным ребенком, милой и примерной малышкой. А я рос сорванцом и прибавил не одну седую прядь в волосы своих родных. Меня запирали в чулан, стремясь приучить к порядку и хорошему поведению. В чулане я должен был осознавать свой проступок, — он засмеялся. — Когда чулан отпирали, я просил прощения, с готовностью шаркая ножкой, но не всегда искренне, поверьте. Но — увы — меня не зря дразнили дома «маленьким ураганом» и «лесным разбойником»!

— Но вас же не выгоняли из дома? Вам не подстраивали ситуацию, в которой разрешали шалить, а потом наказывали? А, если вы делились горем со своими родителями, они не выгоняли вас работать? Листики желтые по траве раскладывать, чтоб зубчики совпадали?

— Какие листики? — не понял Лаки.

— Желтые, — едко ответила Лиза. — Опавшие. Они некрасиво опали, знаете ли. Надо, чтоб лежали по порядку. Красиво совпадая по цветам и размерам.

Сцену с листиками она наблюдала на днях и была ей неприятно поражена.

— Вы можете мне объяснить: зачем? Зачем женщину, которая пришла сюда с больным ребенком, заставлять раскладывать листья на траве? Как это поможет? Ей нужно лекарство и слова поддержки!

— Лиза, — засмеялся Лаки. — Я слушаю вас и понимаю, что ваши родные были самыми настоящими народниками. И вы, вероятно, тоже народница.

— Нет, — возразила девушка. — У меня нет таких убеждений.

— Есть, — улыбнулся Лэрд. — Вы пропитаны ими и не замечаете этого. Да, скорее всего, вы, зная недавнюю историю, с ужасом пятитесь от дел, которые народники творили, и не осознаете, что очень многое из их теории на вас повлияло. Даже то, что вы жалеете изгнанных, именно об этом говорит. Вы считаете, что этих людей надо обогреть и кормить, потому что у них случились какие-то несчастья, создать им условия, чтоб у всех была еда, тепло и одежда. А что потом, Лиза? Они забудут свое горе? Подобреют? Воспитают своих детей прекрасными людьми? Или неприспособленными к жизни лодырями? Или эти люди, имеяеду, работу, более, чем приличную оплату своего труда, возможность учить детей, отдыхать, не думать с ужасом о завтрашнем дне…, — он замолчал, словно задумавшись. — Эти люди, имея все необходимое, станут хорошими, честными, добрыми? Вот ваши родители построили целый поселок — на краю света, в условиях, которые — простите, Лиза — мало кто назовет нормальными. Это прекрасный поселок. Я не ожидал увидеть столь великолепные коттеджи. И я представляю в какие суммы все это обошлось… Должно быть, их счета полностью разорены. Я уверен, что все, кто живет в поселке, на Большой Земле не имели ни таких домов, ни таких денег — и что? На поселковом сходе кто-то из них встал на защиту вашего отца?

Это был удар поддых, и на какое-то мгновение Лиза натурально задохнулась: тот сход занозой сидел в ее памяти, иглой втыкался в сердце, стучал молотками в висках: почему? Почему они так?

— Простите меня! — торопливо и виновато сказал Лаки, заглядывая ей в лицо. — Лиз, я — дурак, простите меня!

— Ничего, — вытолкнула она, глядя на беленую стену, которой заканчивалась галерея. — Ничего. Вы… Вы правы, говоря про сход. Мне нечего вам ответить.