Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 283 – Элина Птицына

— Мал-а-а-а-ша! Лампа! Что это за предрассудки?

— Вот-вот, отчим говорил, что Соцкий — настоящий народник, — усмехнулась Евлампия довольно и ткнула пальчиков в Лизу. — И ты говоришь, как будто сама народница. Как тебя матушка Акулина не ругает за это? Она говорит, что народники — грахово порождение. Подожди! Я что спросить-то хотела! Вот ты книжек много читала. Правда, что в Имберии лучше нашего живут?

— В Имберии? — растерянно переспросила Лиза.

— Ага, — Малаша ждала ответ с нетерпением.

— Ну, я там не была. А кто говорит?

— Матушка Акулина рассказывала. Говорила, что там все по-человечески, все для людей, не то, что у нас. А еще мы в Смуту все нагрешили и из-за нас может мир погибнуть.

— Я не знаю, — ответила Лиза удивленно. — Может быть, в чем-то они организовали свою жизнь лучше, чем мы. Но — мир погибнуть? Что — весь?

— Не знаю! — Малаша сокрушенно вздохнула. — Ну, может не весь. А может быть, дети наши в Имберию переедут, ну, раз там хорошие люди, то они-то точно не погибнут! Матушка говорит, что всем, кто родился в Имберии, очень повезло! Очень-очень!

Лиза изумленно посмотрела на нее:

— А что же матушка Акулина сама туда не уезжает?

Малаша шмыгнула носом и отерла его тыльной стороной запястья:

— Ну… У нее же тут миссия. Я не знаю, может быть потом уедет, — она растерянно посмотрела на Лизу. — Миссию же нельзя оставлять на полпути, да?

Лиза пожала плечами. С ее точки зрения, не одна миссия на этом свете не потеряла бы ничего, оставь ее Акулина.

— Ну. Нам пора расходиться, — заметила собеседница обеспокоенно. — Сейчас обед закончится и нас увидят. А не надо нам этого. Ты хорошая, мне даже на душе весело стало! — она хотела дотронуться до Лизы, но передумала и вместо этого сказала с оттенком восхищения. — И ты такая красивая,и платье у тебя тоже такое красивое! У меня никогда такого не было!

Малаша попятилась, поклонилась и вдруг, озорно блеснув глазами, послала Лизе несколько воздушных поцелуев на манер уличного актера, и засмеявшись следом за Лизой, убежала прочь вдоль старой замковой стены.

Сразу стало очень тихо. Лиза оглянулась вокруг. Сад, уже потерявший часть своей листвы, стоял тихий, неухоженный, но от того только выигрывал и выглядел милым, чудесным, таинственным, — настоящим, в отличии от того, что подходил к парадным покоям и вид имел до скукоты правильный. Тонкий аромат опавшей листвы и осенней свежести витал в воздухе.

Лиза снова вдохнула полной грудью — какие все-таки вкусные запахи у земли! В Полунощи сейчас, должно быть, пахнет мокрым снегом и — и все. Здесь же бесчисленные запахи сплетались в один и тотчас распадались на множество, чтоб снова выплести богатый узор с новыми нотами: яблок, меда, хвои, клёна, вереска, — и снова смешаться, перепутаться и сплестись вновь с запахом поздних грибов и далеких костров на огородах поселян.

С незнакомым чувством шла она вдоль кустов, которые даже не могла опознать, трогала листья руками и улыбалась — чему? Она и сама не знала. Просто в какой-то миг ей стало хорошо и спокойно, и отступила беда, маячившая где-то рядом, забылось словно и само место это, где жила Лиза последние недели, и потерялись вдруг сами монастырские насельники во главе с Саватием и невозможной Акулиной, и Лаки, и Межреченск, и само Лизино горе растворилось в зеленых переливах листвы, в которой богато и ярко играло солнце, и зазвучали серебряные ручьи, что бежали проворно к Лизиным ногам, сверкая горбиками волн, и сам воздух зазвенел и засверкал от их переливов. Она засмеялась и погладила серебряную струну, что натянулась, зацепившись за куст и листва встрепенулась с облегчением, и ручей, зазвенел еще веселее, ныряя под землю, уходя в камень и Лиза вдруг увидела пещеру… Что?