Книга Умри со мной, страница 33 – Юлия Селиванова

– Меня попросила Дина.

Рон произнес это тихо, но Эйкен услышал.

– Бедная маленькая Дина. С большой толстой грудью.

Рон не шелохнулся, но до белизны сжал кулаки.

– Ты уже пожалел малышку, Ронни? – Эйкен подошел поближе, Рон чувствовал его дыхание на своем плече. – Лучше всего жалеть ее в классической позе, на спине. Тогда она трясется так, что только успевай уворачиваться, чтобы голову грудью не снесла. – Эйкен засмеялся. – Да ладно тебе, Рон, я знаю, ты злишься, – не злись. Я уже был там, в отличие от тебя – беру плату за проезд наперед.

Рон молниеносно развернулся, одним движением схватил Эйкена за руки, оказавшись с ним лицом к лицу. От Эйкена пахло еле-уловимой ноткой лимона и хвоей, словно он все утро лежал в лесном овраге, прогретый солнечными лучами – именно они дают порой такой странный запах, кисло-соленый, у самой кожи… странным образом этот запах нравился Рону и успокаивал. Все же они с Эйкеном были больше похожи, чем хотели сами себе в этом признаваться…

– И что ты сделаешь, Ронни? – Эйкен качнулся, но он даже не пытался толкнуть Рона в ответ или вырваться. Руки напряг, но и только. Рон слышал, как колотится его сердце где-то совсем рядом. – Ну, что ты сделаешь? Ударишь меня? Я это переживу, ударь. Накричишь, назовешь сволочью? Назови – лишь бы ТЕБЕ стало легче. Лишьбы ТЫ наконец вернулся к себе. К нам. Ты думаешь, что если ты надел толстовку и сидишь с ними за одной партой, ты – мальчик Рон Уотерз, такой же, как они? Милый сосед, готовый прийти на помощь. Король вечеринок.

Хватка Рона ослабевала по мере того, как Эйкен «вколачивал» слова в его голову. Безжалостно и даже не повышая голос. Голос Эйкена звучал у Рона внутри.

– Ты можешь сколько угодно злиться и считать меня виновником всех бед, но ты же сам знаешь, что беды происходят без меня. И без тебя. А мы просто прибираем за ними. Тебе нравится Дина? Ок, я не против, – мне она тоже нравилась, я бы и сейчас не прочь, но она – тлен. И станет тленом. Рон, ты не можешь держаться за нее. Ни за кого из них.

Рон отпустил Эйкена и отвернулся, чтобы тот не видел его лица. Легенды гласили, что лицо его иногда выглядит ужасно, особенно – глаза. «Лишь глаза горят неподвижно». Глаза действительно горели, но Рон подозревал, что это из-за подступающих слез. Эйкен расценил его жест иначе, – подошел сзади, положил руки ему на плечи и сказал:

– Харон, Царь Ахерона, спутник Гермеса! Приветствую тебя – я, Акен, владыка Дуата, повелитель Анубиса и распорядитель Осириса. Защитник мертвых никогда не предаст свое ремесло. И так вместе возблагодарим мир живых за его щедрость. И возрадуемся миру мертвых.

Эйкен снял сверкающий нарукавник, под которым темнела татуировка в виде лодки. И прикоснулся ей к руке Рона – там же, где татуировка была у Рона. На миг Рон вскрикнул от ужасающей боли, словно все его внутренности вынули наружу и положили на раскаленную сковородку, – боль была такой сильной, что приобрела оттенок в глазах Рона, почему-то синий. Боль синего цвета залила собой небо и насыпь, Рон на мгновение ослеп синим, а потом все так же внезапно закончилось, как началось.

Рон огляделся: они с Эйкеном сидели в гостиной его дома – буквально день назад тут ходила Дина. Фотографировала его. Эйкен чувствовал себя непринужденно, – надо сказать, это кровавое божество (а по сути, он был, конечно, именно древним кровавым божеством, и даже вид современного подростка не мог обмануть надолго) хорошо обжилось в условиях современной моды и кулинарии: Эйкен съел весь запас тостового хлеба у Рона и бесцеремонно отправился в спальню.