Книга Умри со мной, страница 37 – Юлия Селиванова

Гас ощутил, как из глубины поднялась какая-то горячая волна, ракетой по пищеводу, словно пищевод был единственным совестливым органом во всем его теле и переживал всегда и за все. От пищевода волна пошла к шее и ушам, Гас чувствовал, как краснеет.

– Вот черт! – сказал он сам себе. – Черт, черт, черт!

Слез с кровати, прошелся по домику – проход был десять шагов в самой длинной части, – опять залез на кровать и взволнованно взял телефон. Что мог делать Рон на месте аварии? Кого он так бережно придерживал и вел, что это за женщина? Что там в стене – куда они шли? Вопросы множились, но ответа на них пока не было. Вдруг Гас вздрогнул от резкого звука: кто-то барабанил в окно. Окна в доме на колесах были низко, – легко встать на цыпочки и дотянуться от земли, даже особенно стараться не надо.

– Ты там превратился в кусок подушки что ли, Гас? – возмущенное и пышущее энергией и эмоциями лицо Кристины смешно смотрело на него снизу вверх. Девчушка задрала подбородок и одной рукой оперлась на раму окна. – Ты гулять пойдешь?

Гас быстро спрятал телефон в задний карман брюк, подполз на коленях по кровати к окну и поднял створку. В лицо пахнуло вечерней прохладой и одновременно приятным теплым запахом Кристины: он выделился в холодеющем воздухе, словно сам по себе был отдельным живым существом, а не частью человека. Гас, коснувшись теплого облака, внутренне как-то успокоился и затих. Кристину он знал с самого раннего детства: их мамы дружили – до тех пор, пока мама Гаса однажды утром не уехала на междугородном автобусе вслед за своим увлечением, взяв с собой только дамскую сумку и почти все их сбережения. Гас плохо еепомнил, ему было года четыре, когда мать сбежала. Он помнил разве что ее фигуру – такую же размытую по воле воспоминаний, как фигура Рона на фотографии. Фигура склонялась к нему и, смеясь, повторяла, как хорошо было бы удрать от всех вас в Африку!

В Африку, в Африку!

С юного возраста Гас не любил Африку и не смог, наверное, полюбить бы ее никогда.

– Подожди, я сейчас, – Гас чмокнул Кристину в щеку, перегнувшись через узкий подоконник.

– Гасси, ты мог бы просто вылезти в окно, нет?

Кристина была такой же, как и 16 лет назад, – разве только немного изменилась внешне, но характер был тот же: упорный на грани хамства, веселый, готовый очень быстро очаровываться и столь же быстро терять интерес. Невысокая, лицо в веснушках, рыжеватая с примесью серости – словно в яркий цвет добавили пыли для ощущения большей реальности образа… Гас всегда помнил Кристину такой. Более того, он даже в нее, такую, влюбился, думал, что влюбился, еще в начальной школе. Но после их первого раза – а встречались они долго, кошки живут меньше (правда, у мистера Живица, который жил через улицу от Гаса, коту пошел двадцатьпятый год, но, как думали Гас и Кристина, с тем котом было что-то нечисто), – как-то сразу стало понятно и совсем-совсем не обидно, что они не про это. Точнее – что они про дружбу, может быть, даже самую крепкую дружбу на свете, но не про отношения. Гас тогда очень сильно грустил. Кристина грустила недолго, – ее твердое решение остаться лучшими друзьями было едва ли не самым мудрым, что они сделали за всю свою короткую жизнь.

Кристина навсегда сохранила статус первой женщины в его жизни. И стала сестрой, а в чем-то и маленькой мамой. Маленькой мамой маленького Гаса.