Книга Рэм, страница 24 – Микита Франко

Рэм напрягся: это сейчас было… что? Камень в его огород? Он что-то понял?..

Но мысль не успела развиться, потому что Елисей, подперев подбородок рукой, тут же сказал другое:

— Ну что, Макарик, — на тонких губах растянулась ухмылка, — ты как, готов к ночевке?

Рэм растерялся ещё больше — одно, когда об этом гипотетически говорит мать Елисея, другое, когда тот вот так спрашивает за столом. При всех. Он не знал, что ответить, потому что не понимал, насколько тот серьёзен. Такое же, наверное, должны родители одобрять? А они молчали.

Елисей зато говорил:

— Родители как раз переживают, что у меня нет хорошей компании, а ты, говорят, отличный парень, не обидишь, — казалось, ему самому забавно от этих слов.

Рэм нервно кашлянул. Это же… Это же всё для него вообще не про Елисея. Это шанс остаться рядом с Сергеем, быть к нему поближе, пускай всё и останется на уровне переглядываний. Зато это не только совместный обед или ужин. Это ещё и… завтрак. Какой Синцов-старший с утра? Какой он, когда без костюма, без микрофонау лица, без камер фоторепортеров? Он сможет это узнать.

— Ну… я не знаю, — выдавил Рэм, стараясь быть вежливым. — Может, не стоит… я не хочу быть неудобным…

— Всё в порядке, — поспешно заверила его Индира. — Можешь остаться, здесь все тебе рады.

Сергей промолчал — только потянулся к бокалу с вином и сделал глоток. От этого Рэм сразу подумал, что тот не хочет его видеть ночью в доме. Впрочем, а сам он планирует быть в доме ночью? Или опять поедет… к этому.

Рэм понял, что не может отказаться от этого. Может, было бы правильно отказаться, но у него не получится.

— Ну… ладно, — произнёс он. — Тогда, если это не будет проблемой… я, наверное, останусь.

Елисей легко рассмеялся, вставая с места.

— Отлично! Вот и отлично, — он хлопнул ладонями по спинке стула, задвигая тот на место. — Я тебе покажу, как развлекаться по-настоящему.

Звучало угрожающе. Зная Елисея, Рэм нисколько не усомнился: это и была угроза.

В ту ночь он ушёл. Сергей ушёл. Через час после ужина, сославшись на рабочие дела, и Рэму от этого стало гадко-тоскливо. Неприятно засосало под ложечкой и тоже захотелось уйти, только было поздно: он почувствовал себя запертым в огромном особняке на пару с Елисеем и его мамой.

Когда та проводила Сергея «на работу», Рэм, поднимаясь за Елисеем по лестнице, не удержался от вопроса:

— И часто у тебя отец по ночам работает?

Тот, прищурившись, покосился:

— Ты на что-то мне намекаешь?

— Да нет.

И стало ещё хуже. Когда ловят на намеке, который ты и вправду подразумевал — сразу чувствуешь себя глупо.

Ему выделили отдельную комнату. Отдельную комнату. Дома у Француза Рэм обычно спал рядом с его кроватью на раскладушке, а у Скрипача мама стелила ему постель на полу из двух сложенных вместе одеял.

А здесь — гостевая комната, в которой полуторная кровать, письменный стол, шкаф для одежды и личная ванная комната. Бывает же.

Они зашли к Елисею, и тот, едва шагнув за порог, сразу развалился на небольшом диванчике напротив телека (наличие телевизора в комнате, считающейся комнатой ребёнка, удивило Рэма отдельно). Принялся лениво жонглировать мячиком для игры в теннис. Рэм, глянув на него, посчитал видок жутковым: лицо Елисея освещала только настольная лампа, и тени от неё плясали по стенам.