Книга Рэм, страница 27 – Микита Франко

И посмотрев на Синцова, Рэм подумал: он тут в последний раз. Это будет песня и против него тоже. И против Индиры — ему почему-то кажется, что она первой решит его выгнать.

Он мелодично заиграл на струнах.

Я чествую вас, сыновья дипломатов, юристов, министров и профессоров,

Ожиревших актрис, журналистов-магнатов, многотомных поэтов и суперпевцов.

Рэм оторвал глаза от гитары, и несколько нервно осмотрел лица Синцовых, предполагая, что его могут выгнать уже за первые строчки. Но пока не гнали, и он, переглотнув, продолжил.

Короче, тех, кого всегда у нас вызывают на "бис".

Тех, кто везде легко пролезет без ви-и-и-з.

Продолжать дальше было ещё сложнее. Рэм услышал, как под Индирой скрипуче задвигался стул, и напрягся. Но всё равно попытался допеть: Раскройте рты, сорвите уборы — по улице чешут мальчики-мажоры.

Раскройте рты, сорвите уборы — на папиных "Волгах" — мальчики-мажо…

— Так, хватит, — и Индира встала из-за стола.

Рэм замолчал, обрывая музыку — неуклюже проехался пальцами по струнам. Синцов-старший на него не смотрел, а Елисей, допив из своей кружки чай,лениво сказал: — Да, мне что-то тоже не очень… — потом обернулся на мать. — Тебе с картиной помочь?

Она откликнулась уже из другой комнаты:

— Да, там нужно будет ровно придержать, пока я примерюсь.

Елисей, коротко бросив Макару неожиданно нежное:

— Она у меня рисует, — тоже поднялся, уходя за матерью.

Они с Сергеем остались на кухне одни. У Рэма так сильно застучала кровь в ушах, что он, казалось, перестал слышать что-либо кроме этого. Тук-тук-тук.

Среди которого вдруг:

— Хорошая песня.

— И мне нравится, — глухо отозвался Рэм.

— Умеешь ты… подобрать к атмосфере. Я ещё тогда заметил.

— Ага, — ответил он, и почему-то улыбнулся. Это звучало как похвала.

Сергей вдруг спросил:

— У тебя она и со мной ассоциируется?

Рэм быстро замотал головой:

— Нет. Вам бы я сыграл другую.

— Какую?

Он одной рукой наиграл на струнах едва узнаваемую мелодию, но пропел под неё почти складно:

— Задумывая чёрные дела-а-а, на небе ухмыляется луна-а-а…

А Сергей вдруг подпел:

— А звёзды будто мириады стрел…

Рэм снова улыбнулся, начиная играть поживее:

— Ловя на мушку силуэты снов, смеётся и злорадствует любовь…

— И мы с тобой попали на прицел, — это они пропели почти в унисон.

Рэм, плотнее подхватив гитару, несколько торопясь от волнения перешёл к припеву:

Я же своей рукою

Сердце твоё прикрою,

Можешь лететь и не бояться больше ни-че-го.

И в глаза, в глаза друг другу, почти безотрывно.

Сердце твоё двулико:

Сверху оно набито

Мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно.

— Так, закончили музыкальную паузу, — это Индира резко ворвалась в их пространство, разрушая интимность момента. — Макар, ты иди лучше домой, Елисей себя неважно чувствует.

Вежливый способ сказать: «Больше никогда не приходи».

Но, едва Макар поднялся со стула, Сергей сказал ему:

— Заходи к нам ещё.

— Лучше не…

Он перебил жену:

— Нет, ты заходи, заходи. Елисей отходчивый.

Макар не смог сдержаться, снова губы растянулись до ушей.

— Приду, — пообещал он.

А по дороге домой, настолько счастливый — ну, будто ничего в жизни лучше не было, чем эти пять минут наедине с Сергем, — он сочинял отговорки, чтобы помириться с Синцовым-младшим обратно: ему ведь обязательно нужно прийти к старшему. Ещё не раз.

В первый день весенних каникул неожиданно наступило лето. Рэм сменил куртку на джинсовку, и теперь летел вниз по тротуару с музыкой в наушниках: в плеере перематывалась лента, он только что заменил батарейки, и теперь звук был такой чистый, словно это не дешевенький «Диана-стерео», а не меньше, чем Sony или Pioneer.