Книга Рэм, страница 30 – Микита Франко

Вадим посмотрел на Рэма, прищурившись, и чуть качнул головой, снисходительно так, словно ребёнок сделал какую-то пакость, а он, взрослый, выше этого. Он сунул руки в карманы своего пальто и пожал плечами.

— Как скажешь, — проговорил он, отступая на шаг. — Держись там, а то ещё до инвалидности дойдёт.

Рэм смотрел, как Вадим, неспешно разворачиваясь, уходит, и почему-то злился так, будто это Артамонов во всём виноват. Будто он сжег гараж, рассорил его с друзьями, надавал по почкам. Хотя он вроде всерьёз помочь хотел, но всё равно… этот короткий момент его присутствия показался Рэму унизительным.

Француз снова шагнул к нему, но Скрипач встал между ними.

— Всё, хватит, Пьер, — сказал он твёрдо. — Уже ясно, что ты думаешь. Отпусти. Он и так своё получил.

Француз остановился, его плечи поднимались и опускались от тяжёлого дыхания. Потом он резко отвернулся, кинул взгляд на тлеющие остатки гаража и только махнул рукой.

Рэм почувствовал, как остаётся один: между ними появилась такая пропасть, какую никогда не получится преодолеть. А самое дурацкое, что он сам не был уверен в Елисее: они так херово расстались последний раз, когда Рэм спел ему песню про мажоров, что… Что, наверное, было на что взбеситься. То есть, не было — не до такой же степени, но Француз прав. Это Елисей. Это мажор, который делает, что захочет, и ему нихрена за это не бывает.

— Макар, — тихо произнёс Скрипач, обернувшись на него. — Ты… ты лучше не приходи больше сюда.

Эти слова были как последний удар. Скрипач отвернулся и отошёл от него следом за Французом, оставляя Рэма в одиночестве возле дотлевающего гаража, как посреди пепелища их дружбы.

Вскоре приехали пожарники, начали тушить, только это уже казалось бесполезным.

Теперь он был в ссоре со всеми. С пацанами, потому что… понятно почему. С Елисеем, потому что… тоже понятно почему. Рэм уже начал задумываться, что с ним что-то не так: он ни с кем не может мирно сосуществовать в последнее время.

Впрочем, Елисей свою обиду ему никак не предъявлял. Просто шёл уже пятый день каникул, а он ни разу не позвонил, не позвал в гости или погулять — и хотя Рэм чувствовал себя скорее хорошо без необходимости общаться с младшим Синцовым, ему всё равно было плохо от тоски по старшему. На каникулах было как-то совсем мало шансов увидеть его случайно. В школе они могли подвернуться друг другу проще всего, или на родительских посиделках, но что-то мать с отцом стали притихшие.

В общем, каникулы были в самом разгаре, и дни тянулись скучно и без смысла. Макар иногда подумывал, не стоит ли ему позвонить Елисею самому, чтобы извиниться, но почему-то останавливал сам себя. Вспоминал слова Француза, взгляд Скрипача, и думал: а вдруг он правда?.. Он как будто не верил в это на самом деле, и в то же время не понимал — а во что верить ещё? Версия с Чингизом была самой правдоподобной, только сомнения Рэма и на неё не ложились. Душу мутило — непонятно.

А на шестой день ссоры Елисей всё-таки объявился первым, вырвав Рэма из тихой рутины. Он легкомысленно подорвался к телефону, ожидая, что это водоканал или показания по счетчику, а это был он. Синцов.

— Макар, — голос Елисея был таким же, как всегда: ленивым, чуть насмешливым, но без признаков враждебности. — Ты что, на меня дуешься?