Книга Осколки, страница 145 – Саша Урбан

— По почте вернули твои вещи, — с трудом выговорила она. — Сказали, ты умер во время стычки банд.

Ханнес прищурился и усмехнулся.

— Так складно получилось, что было неловко говорить, что следствие ошиблось, — улыбнулся он. — К тому же, моя дорогая Фрэн ни за что не согласилась бы вернуться в Темер. Ее исключительно устраивала жизнь на Архипелаге, так что я решил, что всем так будет лучше.

— Лучше?!

Перед глазами вспыхнула за несколько дней постаревшая на годы мама. Вся ее мягкость и доброта закаменели, ощерились. У нее будто сердце вырвали, а Ханнес улыбался, как будто принес мир в каждый дом и обставил все так, что все оказались в выигрыше.

— Отлично, значит, гнев ты ощущаешь, — кивнул он и принялся мерить шагами кабинет. — Это любопытно.

У него и раньше была такая привычка. Когда Ханнес думал, то просто не мог устоять на месте, а молчать — тем более. Постоянно бубнил себе что-то под нос, абсолютно не смущаясь возможных слушателей. Фрэн раньше ворчала, но Ханнес говорил, что в его голове просто слишком много мыслей.

Через пару мгновений Элль поняла, что он не просто задумчиво топчется, а ищет что-то на стеллаже у противоположной стены. Элоиза поднялась было,чтобы нагнать его с очередным вопросом, но устроившаяся в соседнем кресле Пенни Лауб положила руку поверх ее предплечья. Смиренная и кроткая старушка всем своим видом подавала пример: смотреть на Ханнеса можно было только с восхищением, не перебивать, не вмешиваться, не отвлекать. Очень напоминало правила, которые действовали в их доме для Фрэн, но Элль так или иначе позволялось их нарушать.

— А, вот оно! — мужчина вцепился обеими руками в тонкий корешок и, приложив немалые усилия, вытянул с полки походную тетрадь. Элль сморщилась, от пронзивших ее воспоминаний. Серая картонная обложка, проклеенный коричневым корешок, непонятного цвета листы из плохо переработанной бумаги. У Ханнеса был целый ящик таких тетрадей, и раз в несколько месяцев он закупал новые, потому что эти стремительно исписывал — так, что даже обложки с двух сторон были покрыты его заметками и набросками. О чем он писал? Элль никогда не интересовалась и не пыталась запомнить. Вроде, там был учебник по истории алхимии.

Она прикрыла рот ладонью. Мозг еще не доплел нить размышлений до конца, но все тело охватил леденящий ужас. Ханнес тем временем раскрыл тетрадь и уложил ее на стол. Коршуном навис сверху и принялся перелистывать страницы, бормоча что-то себе под нос.

— И давно ты… тут? — подала голос Элль.

— Довольно давно, — бросил мужчина, не отвлекаясь от своего занятия. — Сперва я подумывал о том, чтобы вернуться в Академию и снова заняться исследованиями, но, оказывается, масштабная история алхимии больше никого не интересовала. Как мне сказала при личной встрече госпожа Амаль Мартинес, мы должны сфокусироваться на переживании опыта Чисток, чтобы никогда не допустить их повторения. Какая изящная вышла насмешка судьбы.

Хотя в кабинете было довольно тепло, руки Элль будто покрылись морозной коркой. Девушка стиснула пальцы в замок, уперлась локтями в колени. Получилось совершенно неженственно, но было уже плевать. Отец явно заметил перемену позы, но ничего не сказал.

— Лучше расскажи ты мне, моя дорогая, как тебя угораздило попасть в самое сердце подпольной империи Летиции Верс?