Книга Осколки, страница 146 – Саша Урбан

— Я…

Она осеклась. На секунду застыла пораженная тем, что для отца не была секретом или загадкой ее жизнь. Но если так — то почему он не появился раньше? Почему не попытался помочь?

— Я была влюблена в ее сына, — ответила Элль. Ханнесдовольно кивнул, будто спрашивал не о жизни племянницы, а принимал у нее экзамен. Пока что, судя по его выражению лица, Элль отвечала правильно.

— А, конечно. Доминик Верс, самое слабое место в броне Летиции и ее самое страшное разочарование. Мы пытались добраться до нее через него, но мальчишка был просто неуправляем. Ни таланта, ни мозгов, ни дальновидности. Я в какие-то моменты даже понимал, отчего бедная Летиция хотела выслать его куда-нибудь подальше на Архипелаг. Но потом в его жизни появилась ты… А Летиция решила через тебя вернуть сыночка в лоно семьи, — он всплеснул руками с театральным умилением.

Элль вскинула бровь.

Сейчас был идеальный момент, чтобы вспылить. Разозлиться, начать бросаться обвинениями, размазывая слезы горькой обиды по раскрасневшимся щекам. Ее вновь использовали. Это уже даже не возмущало. Просто оставляло на душе паршивый отдающий пеплом осадочек с примесью мысли: «Ну вот, опять». Опять ей с улыбкой на лице рассказывали, что она ничего не значит, и у ее бед и страданий на самом деле была великая цель — сделать другим хорошо.

— Надо отдать ей должное, она создала все условия. Если бы мне нужно было, скажем, привести любимую дочь в организацию с сомнительной репутацией, я бы тоже обеспечил ее возлюбленного теплым местечком и всем необходимым. Все ради того, чтобы она хотя бы раз изволила прийти на встречу, — сказал Ханнес и посмотрел прямо на Элль. В его глубоких глазах тускло мерцала застарелая тоска.

— Ты мог прийти сам, — ответила Элль. Ханнес покачал головой.

— Не мог. Верные птички донесли, что Амаль Мартинес запросила для меня самое суровое наказание. Якобы за то, что я оправдываю Чистки. В моей квартире был проведен обыск, найдена запрещенная литература… Кстати, ты знала, что со времен Чисток список запрещенной литературы почти не изменился? Только пополнился, если быть точными. Так вот, вскоре после приезда я начал скрываться. Если бы не дорогая Пенни, я бы, наверное, был вынужден вернуться на Архипелаг к тебе и Фрэн.

— Вынужден? — Элль была уверена, что вот-вот задохнется от возмущения. Это была бы ужасно нелепая смерть, но в творившемся вокруг безумии она была бы даже уместна. Но Ханнес даже не обратил внимания на эту вспышку. С мученическим смирением и всеобъемлющим пониманием он посмотрел на Элль и улыбнулся.

— Именно, дорогая.Ты еще молода, ваше поколение уже иначе относится ко многим вещам. Но все годы, что мы жили в Галстерре, меня мучил вопрос — почему я вынужден бежать из собственного дома, который люди равняют с землей просто потому, что считают, что у них есть на то право. Почему я должен быть жертвой? Почему такие же, как я, должны скрываться, если наши силы во много раз превосходят возможности тех, кто захватил власть и переписал законы себе в угоду? Я помню времена, когда все было иначе. Когда алхимиками восхищались, к нам прислушивались. А потом один фанатик заполнил наш мир гнилью своих страхов, и ему принялись потакать.

— И ради этого ты использовал «Поцелуй смерти»? Чтобы показать, что алхимики не так слабы? — вскинула брови Элоиза. И снова мягкая улыбка вместо ответа.