Книга И возродятся боги, страница 6 – Наталья Способина

Отвернувшись к окну, я украдкой вытерла глаза, а потом спросила:

– Чем здесь пахнет?

– Морем, – чуть насмешливо ответил Павел Николаевич.

– Нет, в машине. Чем-то сладковатым. Как… духами.

– Наверное, ими и пахнет, – улыбнулся он. – Мила любит яркие ароматы.

– О, понятно, – протянула я.

Разумеется, у нормальных людей все объяснялось просто. Всего лишь жена любит яркие ароматы, и поэтому ими пахнет в машине. Это только у меня в голове благовония. Впрочем, думаю, мало кого закидывало в другой мир.

До Димкиного садика мы доехали в молчании. Павел Николаевич припарковался у облупленного забора и повернулся ко мне. Когда он смотрел так пристально, мне становилось неуютно. Сразу вспоминалось, сколь многим я ему обязана.

– Все в порядке? – наконец спросил он.

– Да. Просто, наверное, никак не могу привыкнуть.

– К морю?

– И к нему тоже. Оно живое. Дышит.

– О да, – с энтузиазмом подхватил Павел Николаевич. – А вы знаете, что Черное море уникально?

Я с улыбкой покачала головой. Если его что-то интересовало, он рассказывал об этом так, что у слушателей не оставалось шанса не увлечься тоже.

– Оно наполовину мертвое, представляете? Из более чем двух километров глубины обитаемо лишь около ста пятидесяти или двухсот метров. А под ними абсолютно безжизненное пространство.

По моей коже отчего-то побежали мурашки.

– А почему?

– Сероводород. Он выделяется при разложении погибших организмов.

– Но тогда так должно быть в каждом море.

– Должно, Надежда, вы правы. Но так произошло лишь с Черным.

– Сера ведь горит. – Я вспомнила спички. – А что насчет сероводорода?

– Он тоже горючий и взрывоопасный. Представьте себе потенциальный огонь под толщей воды. Две стихии, не способные ужиться вместе, тысячелетиями существуют рядом в Черном море.

– И никогда не было катаклизмов?

– Ну конечно были. В двадцать седьмом году прошлого века случилось землетрясение, изрядно испугавшее всех, кто находился на побережье. Люди в панике покидали дома, туристы спешили прочь, а в воздухе пахло серой.

– Вы так рассказываете, будто видели это сами, – рассмеялась я.

– У меня живое воображение. Такое же,как и у вас, – он улыбнулся, глядя мне в глаза, и я вновь почувствовала неловкость.

– Мне пора за сыном. Спасибо, что подвезли.

Я подняла с коврика у ног мокрый зонтик и собралась было выйти из машины, когда ладонь Павла Николаевича легла на мое предплечье. Я посмотрела на его загорелую руку. Вот уж кто дружил с солнцем, в отличие от меня. Впрочем, это было неудивительно: насколько я знала, он увлекался туризмом.

– Мне кажется, вас что-то тревожит, – произнес Павел Николаевич. И я наконец решилась:

– Я не могу понять, почему вы мне помогаете. Меня напрягает то, что рано или поздно вы можете потребовать некую… оплату за свое участие в моей жизни, и…

Павел Николаевич убрал руку и отодвинулся от меня к водительской двери. Смотрел он при этом так, что я немедленно почувствовала себя виноватой.

– Я дал повод думать о себе подобным образом?

– Нет, – замотала головой я, готовая отступить, но потом все же решила идти до конца: – Просто я не могу понять причин вашего участия.

В голове прозвучал Ольгин голос: «Дура! Такой мужчина, а ты…»

Павел Николаевич перевел взгляд на лобовое стекло, на котором дождевые струи размывали очертания низенького здания Димкиного садика, вздохнул, потом открыл рот, закрыл его и усмехнулся. Я смотрела на знакомый профиль, ловя малейшее изменение в его лице, и думала о том, что несколько лет назад умерла бы от счастья, если бы мы вот так сидели в одной машине и он подбирал слова, чтобы мне ответить. Но все это было до Свири.