Книга И возродятся боги, страница 7 – Наталья Способина

– Вы мне нравитесь, Надежда, – наконец произнес Павел Николаевич, по-прежнему глядя вперед. – Но это не то, чего вам стоит опасаться.

– Поясните, – попросила я, потому что фраза была очень странной.

– Моя жена больна, и этот факт сковывает меня по рукам и ногам. При других обстоятельствах я бы сделал вам предложение.

Я нервно усмехнулась, чем вызвала его улыбку.

– Да, я немного старомоден. Последствия воспитания суровой матушки.

«Он никогда не рассказывал о своей семье. На самом деле он вообще очень мало о себе рассказывал», – вдруг поняла я.

– Но обстоятельства сложились так, как сложились, – продолжил он, наконец повернувшись ко мне. – Поэтому повторю: вам нечего опасаться. Я же со своей стороны сделаю все, чтобы облегчить вашу жизнь и увидеть вас счастливой, не претендуяни на что взамен.

– И все это только потому, что я вам нравлюсь? – я даже не пыталась скрыть недоверия в голосе.

– Возможно, я выбрал неверное слово, моя милая Надин. Но пусть будет «нравитесь». Оно позволяет нам сделать вид, что этого разговора не было, и жить как раньше.

Он улыбнулся так, как улыбался студентам на лекциях, – немного иронично и очень ярко. Мое же внимание уцепилось за это странное восточное «Надин». Прежде он никогда меня так не называл.

– Вас ждет сын, а меня ждут дела, – произнес Павел Николаевич, забрал из моих рук зонт и вышел из машины.

Обойдя ее, он распахнул пассажирскую дверь, раскрыл зонт и протянул мне мокрую ладонь. Я приняла его руку и, выбравшись из салона, тут же угодила в холодную лужу.

– Последний вопрос, – сказала я, решив закрыть все гештальты. – Я… понравилась вам, еще когда вы были моим преподавателем?

Мы стояли под кислотно-желтым куполом, и с волос Павла Николаевича текла вода. Странным образом это тоже откинуло меня в Свирь. Там в дождь все промокали до нитки.

Павел Николаевич несколько секунд смотрел мне в глаза, а потом, отрывисто кивнув, передал мне зонт и шагнул назад, вновь оказываясь под дождем.

– Спасибо, что подвезли, – неловко пробормотала я, сжимая пластиковую ручку, еще хранившую тепло его ладони. – Хорошего дня.

– И вам, – ответил он и направился к водительской двери.

Идя по двору садика, я чувствовала даже не грусть, а что-то большее. За улыбками Павла Николаевича, за его умением увлечь беседой любого оказалась такая сложная жизнь. С непростым выбором, которому он следовал, не оглядываясь на других. Господи, в то время как он столько всего делал для меня и Димки, мне даже в голову не пришло спросить, нужна ли помощь ему самому. Ведь иногда простая возможность с кем-то поговорить о своих боли и страхе – это уже невероятно много. Я вновь вспомнила себя в Свири – беспомощную, испуганную – и Альгидраса, который не дал мне сойти с ума всего лишь тем, что подтверждал реальность случившегося. Пусть он не объяснял мое появление там, вернее, объяснял теми категориями, которые казались нелепыми, но то, что он принимал факт моего появления, смирялся с ним, учил меня жить с этим, делало меня настоящей в его мире.

Димка выбежал из своей группы ураганом, едва не сбив меня с ног. Пока онодевался, попутно пересказывая все приключившееся с ним за день, я поглядывала на ливень за окном и понимала, что чувствую беспокойство. Причем уже не первый день и даже не первый месяц. До этого я думала, что всему виной неизвестность в ситуации с Павлом Николаевичем, но вот сегодня я получила тот ответ, который хотела: от меня ничего не требуется, а успокоения это не принесло.