Книга Сны, страница 79 – Ольга Богатикова

— Я думал, вы занимаетесь переводами.

— Так и есть, — я защелкнула футляр и положила его в рюкзак. — Но сейчас я занимаюсь еще и музыкой.

В его обществе было неуютно. Вдруг накатило осознаниетого, что я сижу перед ним, строгим и импозантным, в старых джинсах, с немытыми волосами, стянутыми в небрежный хвост, и без какого-либо намека на макияж. От этого стало ужасно стыдно — впервые за последние месяцы.

— Тея, у вас все в порядке?

— Да. Конечно. Почему вы спрашиваете?

— Вы играли очень… странно. Будто плакали. Флейта едва не захлебывалась от рыданий. Чья эта пьеса?

— Это была импровизация, — я заставила себя улыбнуться. — У вас очень богатое воображение, господин Эвер.

Его губы дернулись в ответной улыбке, а взгляд стал таким понимающим, что вытерпеть его было совершенно невозможно.

— Мне надо идти, — я встала со скамейки. — Всего доброго, господин Эвер.

Повернулась к нему спиной и быстрым шагом направилась к выходу из парка. Однако, не доходя нескольких метров до ворот, передумала и свернула на одну из побочных аллей. Слезы, которые давно уступили место холоду и апатии, внезапно хлынули из глаз, будто кто-то повернул в моей голове невидимый вентиль.

Она ведь правда плакала. У меня самой больше не осталось сил, чтобы выть и биться в истериках, поэтому теперь это делала флейта. Она рыдала вместо меня — от боли утраты, от разбитого сердца, от душевной слабости, от осознания того, в какое жалкое существо я превращаюсь с каждым днем.

Внезапно задрожали колени, закружилась голова. Ужасно захотелось куда-нибудь присесть. Скамеек поблизости не было, поэтому я рухнула прямо на газон. Пара мгновений — и на мои плечи опустились горячие ладони.

— Когда ты в последний раз ела, Тея?

Я рвано вздохнула. Откуда мне знать? Я теперь питаюсь чаем и иногда консервированной цветной капустой, которой меня снабжает соседка.

Ему-то что за дело?

Стоило поднять голову, как перед лицом снова встали его невозможные глаза-омуты.

— Сначала я решил, что ты находишься под кайфом, — серьезно сказал Эвер. — А теперь вижу, это не так. И тебе нужна помощь.

Я отрицательно качнула головой. А потом согнулась пополам и заревела в голос.

Его объятия стали крепче. Сильные руки потянули меня вверх, поставили на ноги.

— Идем.

Возможно, он сказал что-то еще. Или о чем-то спросил, а я ответила. Возможно. От заново вспыхнувшей боли моя память просто отказалась что-либо фиксировать.

Когда же я, наконец, очнулась, выяснилось, что мы с Эверомсидим за столом в просторной уютной кухне, а прямо передо мной стоит тарелка с супом — горячим и очень ароматным.

— Ешь, — сказал мне физик.

Я взяла ложку и начала есть.

Потом меня напоили чаем с самодельными сухариками, усадили на широкий мягкий диван, укрыли колючим шерстяным пледом. От этой мягкой заботы я снова разревелась, а затем начала жаловаться. На все и на всех. На Свена, который женился на другой женщине, и на себя, не сумевшую удержать любимого человека. На родителей, не посчитавших нужным заменить старое газовое оборудование, и опять на себя, не заставившую их это сделать. На друзей, бросивших меня наедине с моим горем, и снова на себя, не способную вернуться к нормальной жизни.

Эвер слушал, не перебивая. Потом дал выпить какую-то таблетку и, сославшись на поздний час, отправил спать в небольшую комнату с узкой удобной кроватью. Я не услышала от этого невозмутимого человека ни одного слова поддержки, ни одного вздоха или недовольного возгласа. При этом было ясно — он мне сочувствует. Искренне и всей душой.