Книга Безрассудная, страница 160 – Лорен Робертс

— Никогда.

— Даже сейчас? — тихо спрашиваю я.

— Дорогая, — он улыбается, — я никогда не притворялся, что хочу тебя.

Сердце замирает от его слов раньше, чем я успеваю осознать услышанное.

— А что насчет наших отцов? — выпаливаю я. — Что насчет всего, что мы сделали друг другу?

— Я не буду тратить свою жизнь на ненависть к тебе за то, что ты спасала себя, — он делает глубокий вдох. — Я знаю почему ты так поступила. И надеюсь, ты понимаешь почему я сделал так же.

— Я…. — слова, которые, казалось, я никогда не произнесу, застревают комом в горле. — Кай, я прощаю тебя. Думаю, это произошло даже раньше. Потому что я могу простить тебя за то, чего ты даже не знал, что совершишь.

Он прикрывает глаза от облегчения.

— Я хотела убить тебя, — шепчу я слова, заставляя его снова посмотреть на меня. — Хотела стать твоей погибелью. Но уже тогда я знала, что не смогу простить себя, если сделаю это.

Он приближается, блуждая взглядом по мне, и качает головой так, будто потрясен услышанным.

— О, но ты и есть мое разрушение. Мое спасение. Мое грехопадение, скрытое под обликом божества, — еще один медленный шаг ко мне. — Ты — моя погибель.

Не в силах сдержать изумления, я позволяю губам дрогнуть в улыбке.

— Назови это ничьей. Считай меня сумасшедшим. Мне все равно. Только…. — его глаза выражают мольбу. — Только назови меня своим.

Мы смотрим друг на друга несколько оглушающих мгновений.

— Щелчок по носу, — выдыхаю я.

Его брови приподнимаются.

— Что?

— Щелчок по носу, — просто повторяю я. — То, к чему я всегда испытывала слабость. Среди прочего, конечно.

В его глазах проскальзывает понимание, а на губах — улыбка, с каждой стороны сопровождаемая ямочкой.

— Продолжай, дорогая.

— Это навевает воспоминание, — киваю я. — Как ты называешь меня «дорогая». Самоуверенный засранец. Длинные, темные ресницы…

Я могла бырасплавиться от жара в его взгляде.

— Знание того, что мне нужно, в нужный момент. Разрывание моих платьев. Ямочки, из-за которых я…

Всего за один шаг он сокращает расстояние между нами и накрывает мои губы своими.

Он целует меня глубоко, впитывая меня в себя. Я растворяюсь в его объятиях, запоминая ощущение его рук, скользящих по моему телу. Одной рукой я касаюсь его щеки, в то время как его пальцы находят мои волосы, перебирая их.

Я отстраняюсь лишь на мгновение, чтобы отдышаться.

— Ты правда сосчитал мои веснушки?

— Все двадцать восемь, — переводя дыхание, произносит он, а после крепко меня целует. — Хотя, возможно, теперь из-за солнца их стало больше, — еще один быстрый поцелуй. — Мне придется пересчитать.

Услышав мой смех, он притягивает меня ближе, укусив за кончик носа.

Мои руки обвивают его шею. Он — мой якорь, и пока он со мной, я готова пойти ко дну.

С каждым поцелуем он словно ловит три слова, которые я боюсь произнести. Надеюсь, он может почувствовать их на кончике моего языка, прочесть их на изгибе моих губ. Потому что произнести эти слова — все равно, что вынести смертный приговор. Потому что каждый человек, которого я любила, покинул меня.

В любви я обречена на поражение. Но это то, что я чувствую к нему, что я чувствовала, даже когда ненавидела. Потому что ненавидеть его было проще, чем ненавидеть себя за то, что хочу его.

Так что, я прикусываю язык. Борясь с желанием прокричать ему те три, казалось бы, невинных слова. Потому что все, кого я люблю, умирают. И лучше уж буду любить безмолвно, чем оплакивать вслух.