Книга Ноктюрн для капитана, страница 119 – Галина Маркус

Потом мы завтракаем в неловком молчании, точнее, делаем вид, что завтракаем, потому что есть их еду невозможно даже при сильном голоде. Хорошо, что у нас в рюкзаке осталось несколько банок консервов, памятуя об этом, можно и потерпеть.

Когда на десерт нам приносят печенье-цветок с зеленым соусом в лепестках, я невольно прикусываю губу. Разумеется, ни я, ни Питер к соусу не притрагиваемся.

Служитель возвращается, непонятно смотрит на нас и на нетронутые яства. Мы встаем, давая понять, что завтрак окончен, и он приглашает нас следовать за собой. Я надеюсь, что увижу наконец-то Чистых. Нас приводят на последний, третий этаж, который представляет собой огромное пространство под стеклянным куполом. Зеленоватый холодный свет не режет глаз, а создает ощущение свежести. И здесь действительно полным-полно Чистых.

Наверное, никто из землян никогда не видел их в таком количестве. Нерешительно замираем, едва войдя в зал. Чистые, оказывается, такие разные… Молодые, старые, некоторые из них неподвижно стоят, погруженные в свою работу, двое-трое зависают в воздухе, как тот юноша, которого я видела ночью. Один, очень дряхлый, сидит на полу по-японски, выставив вперед сложенные в замочек и вывернутые ладонями вперед руки. Ни один из них не обращает на нас никакого внимания. Мой идентичный ген по-прежнему не интересует никого из моих «родственничков».

А, вот и министр. Он появляется незаметно справа от нас, словно материализуется из стены, мы обмениваемся любезностями и нужными жестами, и нас ведут в смежную комнату, которую я сразу и не заметила. В большую-пребольшую комнату, где я тут же забываю и про Питера, и про Хелен, и даже про Чистых. Потому что она буквально уставлена музыкальными инструментами, собранными со всей Вселенной. Некоторые из них хотя бы понятны – они струнные иликлавишные, гармоники, ударные или духовые и их сложные гибриды. Но к некоторым из них, при всей моей фантазии, я даже не знаю, как подступиться. Например, вот этот огромный стеклянный шар, стоящий, как на подставке, на самом кончике невысокой черной пирамидки. Подрагивающий, но не падающий, вопреки всем законам физики, он издает легкое, едва слышное дребезжание.

Не решаюсь дотронуться ни до одного из них, а иду дальше и наконец вижу его. Это даже не пианино, это рояль. Огромный черный старинный рояль, в котором нет ни одной электрической детали. Деревянный, с тремя педалями и резными украшениями!

Замираю от восторга. Потом открываю и устанавливаю на подпорку огромную крышку инструмента, осторожно поднимаю клап и с восторгом разглядываю полный комплект клавиш из настоящей слоновой кости. Дотрагиваюсь до их прохладной поверхности. Это – чудом доставленное мне послание с другого конца Вселенной, из дома, из детства, с Земли. А дальше… меня снова перестает волновать все, что снаружи. Откуда-то всплывает и название – вальс до диез минор. Наверное, я играю, потому что пальцы мои двигаются, то медленно, то очень быстро, а музыка звучит, наполняя, как мне кажется, не только комнату с инструментами, но и зал с прозрачным куполом, а может, и весь Стеклянный дом.

То ли этот до боли родной инструмент, то ли обстановка комнаты приводят меня в странное состояние. Наверное, я играю еще и другие композиции, но на самом деле я просто разговариваю с собой. Я пытаюсь уговорить себя не думать о том, что могло бы быть у нас с Питером. Что он тоже любит меня, но от этого мне только хуже. И что с этого момента мы оба умерли друг для друга и оба это понимаем. Он ей еще не муж, но все равно что муж. А если бы он нарушил слово вопреки воле Хелен, то я все равно не смогла бы его принять. И если бы я сама обманула ее – мы не могли бы быть счастливы. Внезапно я понимаю, что даже в этом мы мыслим с ним сходно. Что из миллионов жителей Земли только я со своим старомодным воспитанием и только Пит с его понятием о чести мыслили бы так же. Нет, Питер, я не должна забывать тебя никогда.