Книга Ноктюрн для капитана, страница 121 – Галина Маркус

Оказывается, он замечательный ученик. А скорее, великий музыкант, которому знакома любая гармония. Потому что он мгновенно перенимает систему и играет с листа мою мелодию. При этом мы оба по-прежнему не произносим ни слова. Не знаю, как это объяснить, но нам так очень комфортно.

Когда я решаюсь отдохнуть и подхожу к стеклянному чуду, он сразу же понимает меня, встает к приветливо задрожавшему навстречу ему инструменту и начинает легко прикасаться к его поверхности, по-разному воздействуя на различные зоны шара. Колеблясь то сильней, то слабее, шар начинает звучать. Иногда он крутится в разные стороны, но и тогда Чистый легко попадает в нужные точки на нем, извлекая странные, завораживающие звуки, похожие на колокольный звон, но гораздо выше и… хрустальнее, что ли?

То, что я слышу и чувствую, не помещается в слово «музыка», это и глубже, и выше. И мне хочется, чтобы это продолжалось как можно дольше. Интересно, на какой из планет подобное звучит каждый день? А может, как наш рояль, уже и не звучит вовсе?

Мы и не замечаем, как наступает ночь. За мной приходит служитель, и мы с Чистым раскланиваемся.

Когда я, вымотанная, но счастливая, возвращаюсь в спальню, обнаруживаю довольно унылую картину. Питер лежит в своей люльке с прикрытымиглазами, тихонько раскачиваясь. Хелен сидит в углу, опасаясь, наверное, пропустить мое возвращение, и рассеянными движениями расчесывает свои чудесные волосы. Не обращая на них обоих внимания, достаю из рюкзака еще одну банку консервов и уминаю ее.

– И сколько это будет продолжаться? – интересуется Хелен.

Поскольку Питер не считает нужным ответить, я откликаюсь:

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, расследование и так далее. Еще день-два, и мы умрем с голоду.

– Или научимся есть их еду, – подает голос Питер.

– Ну, это вряд ли, – недовольно тянет Хелен.

– Вообще-то мне кажется, – подумав, сообщаю я, – что нас… ну или только меня – не выпустят, пока мы не закончим с роялем. По-моему, это для них гораздо важнее.

* * *

Права я или нет, но следующие дни проходят так же: для меня – в активном счастливом труде и общении с Чистым, с которым у нас царят гармония и понимание, а для Хелен с Питером – в редких беседах с министром и полном безделье. Хотя я понятия не имею, чем они занимаются наедине. Меня это почти не волнует. Но судя по моим ночным возвращениям, им не очень-то весело здесь.

Зато у меня, как ни странно, все хорошо. В присутствии Питера и Хелен я тут же вспоминаю, что «меня нет», и словно отключаюсь от них. Но теперь это не мазохизм, а скорее психотренинг, способ сохранить душевное равновесие. Я заставляю себя думать только о музыке. На самом деле это не так уж и сложно. Потому что после несколько часов ночного небытия я буквально сбегаю наверх в зал инструментов, где полностью оживаю рядом с Мельт-Тихцем – так его имя произносит министр. Там у меня гораздо лучше получается радоваться, что я все-таки есть.

Но ужинать нам троим приходится вместе. Они, а в основном Хелен, рассказывают мне, что министр уточнял у них некоторые детали истории с мутантами. Вот про кого я уже практически забыла, так это про тварей. Мы не знаем, как ведет себя Управление, требуют ли они нашей выдачи и предъявлены ли кому-нибудь обвинения. Но в один прекрасный момент, как раз на третьи сутки, на связь с Питером по его коммуникатору выходит тот самый большой инспектор, который обещал вывести преступников на чистую воду.