Онлайн книга «Ноктюрн для капитана»
|
И я больше не хочу быть неживой. Я вспомнила, как выглядят неживые, вспомнила, о чем говорил тот Чистый в парке. Они ходят и даже мыслят, но мы называем их тварями. Пускай жить – это больно, но это лучше, чем «никак».Нет, я жива и собираюсь жить. Дышать, слушать музыку, испытывать боль и радость – да, и радость тоже! И я не отпускаю тебя, Питер, но по-другому: ты будешь со мной всегда в моей собственной Вселенной. Не желаю тебе того же, потому что тебе было бы лучше вспомнить свои прежние чувства к Хелен. Тогда ты сможешь еще стать счастливым. Ведь твоя боль для меня больнее, чем собственная. Проговорив все это, я играю себе заключительную ноту – «да, так», опускаю руки и с удивлением слушаю тишину. Некоторое время еще стою возле рояля, не в силах обернуться. А когда поворачиваю голову, вижу, что все Чистые, возможно, кроме немощного старика, стоят позади меня. * * * На Питера я смотреть не могу, хотя он тоже здесь – музыка не могла сказать ему ничего, кроме того, что он знает сам. На Хелен глядеть не хочется. Но поскольку на Чистых смотреть я боюсь, остается только она. Удивительно, но у нее на глазах слезы. Это ее дело, о чем она плачет. Я больше не обязана ее жалеть. В зале царит молчание. Потом один из Чистых – худенький и самый маленький из всех, хотя и не самый юный, подходит к роялю. Остальные исчезают из комнаты по одному. Министр уводит и Питера с Хелен, чтобы не мешали. И мы с Чистым начинаем трудиться, если этим словом можно назвать удовольствие, которое, несомненно, испытываем мы оба. При этом мы почти не разговариваем. Чистый погружается в мою музыку так же, как в другие миры, – полностью отрешаясь от всего остального. Когда меня зовут на обед, я не иду – все равно я не могу есть местную пищу. Прерваться нам приходится только единожды, когда Хелен догадывается принести мне банку земных консервов. Я с жадностью накидываюсь на еду, а Чистый терпеливо ждет, не покидая, как мне кажется, мир Шопена. Потом мы продолжаем. Это длится весь день. Наверное, моя преподавательница сейчас испытала бы настоящую гордость, зная, что ее уроки не прошли напрасно. Я играю мелодию за мелодией, вальс за вальсом, ноктюрн за ноктюрном, все этюды, которые только могу вспомнить, и понимаю, что моя кладовая не так уж богата, как я считала. Играть каждую композицию надо дважды, а порою и трижды. Первый раз он только слушает, хотя мне кажется, что именно сейчас происходит главное осмысление. Потом я разделяю мелодию на части, сначала на большие куски, а потом на такты, аккорды и ноты. Тогдав руках у Чистого появляется светящийся моток ленты шириной не больше пяти сантиметров, очень тонкой и кажущейся бесконечной. Чистый ловким движением отматывает ленту, нанося на нее похожим на карандаш стержнем точки, черточки и кружочки, временами пробивая ленту насквозь или слегка надрывая ее. Если смотреть издалека – это похоже на наши нотные знаки, сбежавшие со строгих линеек нотного стана и танцующие бешеный танец. Потом его лента заканчивается, и я прошу служителя принести мне бумагу, жестами обозначая размер. Чистый – клянусь, я вижу в его глазах любопытство! – гадает, что я задумала. Наконец мне приносят нечто похожее на папирус. Терпеливо линую его под нотный стан и, старательно вспоминая, записываю самую простую мелодию, так как боюсь ошибиться в сложной. Потом ставлю лист на пюпитр и играю с него, показывая Чистому ноты. Затем вспоминаю свои первые уроки нотной грамоты, переворачиваю лист и рисую ему обычную гамму, демонстрируя ее звучание на рояле. Ниже – ту же гамму, но уже с добавлением диезов и бемолей, в обоих ключах. |