Книга Золотая свирель. Том 2, страница 138 – Ярослава Кузнецова

– Винишка с водой развел. Вон стоит.

– Молодец. – Я нагнулась, погладила влажный лоб. – Пепел, бедолага, птичка певчая… в разнос пошел. Не было печали, черти накачали. Жар спал, но боюсь, ненадолго.

Пропустила сквозь пальцы редкие слабые волосы, расправляя их по испятнанной мокрым подушке. Что ж у тебя за увечья внутри, кроме сломанных ребер? Кровь застоялась там, где удар пришел? Внутренности измяты? Сейчас еще добавил, чтоб мало не показалось? Эх ты, герой с дырой…

– Слышь, сестренка, а что здесь принцесса делает?

– Поехала встречать… Постой! – я недоуменно моргнула. – Ты ее узнал?

– Ясен пень, узнал.

– Пропасть. Она же под чужим именем, вроде как инкогнито.

– Да ее никто не признал. Я тока. И не сказал никому.

– И не говори. Но если ты узнал, другие тоже узнают.

– Да не… – Ратер вдруг зарумянился, отвернулся и принялся крутить пальцем в миске, полоская тряпицу. – Тут половина людишек высочество наше в глаза не видела, а половина на парня и не посмотрит. Чтоб признать, пристальней смотретьнадо. В глаза смотреть, а не на одежу и не на мечик.

– А ты в глаза смотрел? – Я отобрала у него миску, выжала тряпку и положила Пеплу на лоб.

– Ну так… куда надо, туда смотрел. – Кукушонок дернул плечом. – Ты давай сказывай, что тут высочеству надобно.

– Поздно уже, спать пора, а то завтра будем как вареные.

– Мы ж никуда не едем.

– Да, верно.

Мораг не будет нас ждать. Сорвется и укатит. Может, и правда оставить певца нашего с Ратером? Он парень старательный, руки откуда надо растут. Выходит птичку певчую, с ложечки отпоит. Я тут не слишком-то и нужна. Если что, Кукушонок сиделку наймет. Деньги у него есть, папашка отсыпал, да и псоглавец расщедрился. У парня и на лекаря хорошего в кошеле хватит. Потом вернусь, проверю, как они тут без меня.

– Ратери…

– Бросить нас с певуном решила, да? – Он смотрел исподлобья, нахохлившись как пес. – За принцессой побежишь?

– С чего ты взял?

Мне удалось не покраснеть, но глаза я отвела. «Бросить»! Я вовсе не собиралась…

– Ну звиняй, сестренка. Примерещилось.

Он улыбнулся.

Я тоже улыбнулась, куда деваться. У меня никогда не было брата. Никогда раньше не было. Вот и не уследила, как завелся…

– Осторожней, амбал криворукий! Правый край выше подними. Правый, я сказала!

– Правая рука, – слабым голосом пояснил Пепел, – это та, в которой ты, милейший, ложку держишь.

«Милейший» – звероватого вида слуга из таверны – только сопел, пытаясь половчее развернуть самодельные носилки. Я руководила погрузкой нашего больного в фургон.

– Ага, ага, вот так. Ратер, теперь втаскивай. А ты, господин Подзаборник, помолчал бы. Тебе шевелиться нельзя.

– Я только языком и шевелю, прекрасная госпожа. А в остальном как агнец смирен и терпелив.

Под утро Пепел пришел в себя, и ему вроде бы стало получше, но сейчас опять возвращался жар. На скулах у бродяги горели пятна, глаза блестели нехорошо, а язык болтал без устали.

Оттолкнув слугу, я залезла в фургон. Кукушонок отвязывал жерди от куска мешковины, на которой лежал наш больной.

– Тебе удобно? – Я поправила шерстяное одеяло, потрогала горячий Пеплов лоб. – Зря мы это затеяли. Надо было остаться.

Ратер отдал жерди слуге, взял у него сумку с провизией и присел на корточки у задка фургона.

– Остаться еще не поздно, сестренка.