Книга Малахитовое сердце, страница 105 – Лизавета Мягчило

Концентрат Агидель. Живое пламя.

Тонкие ледяные пальцы требовательно дернули в сторону пряжку ремня и почти сразу опустились на пульсирующий возбужденный член, поглаживая его через плотную оттопыренную ткань джинсов. Ведьма шумно выдохнула в его открытые губы, когда Елизаров толкнулся навстречу руке.

– Твою мать… – Голос его подвел, зазвучал дрожащими от возбуждения низкими нотами, когда пальцы Агидели расстегнули молнию и потянули вниз штаны, приспуская вместе с трусами. Пальцы обхватили член, начиная дразнящие медленные движения. Загривок лизнула волна удовольствия, Елизаров с шумным выдохом прикрыл глаза. Позволил Агидели наслаждаться вседозволенностью, он видел сквозь полуприкрытые веки, как ее жадный взгляд скользнул вслед за рукой, движения стали резче, быстрее.

И Славик почти поверил, что снова лишился собственных ног. Потерял всякую чувствительность, существовали только ее тонкие пальцы и восторженно расширенные зрачки.

Не спугнуть, не быть напористым и настойчивым, когда она слаба.

Самообладание иссякало, натужно стонали и давились слюной бесы в грудине,он заставлял себя быть неспешным.

Жадность – грех.

Тогда он будет вечность вариться в адовом пекле.

Она попыталась опуститься перед ним на колени, но он протестующе качнул головой, потянул за запястья на себя. Видит Господь, если она коснется члена губами – он не сдержится, тут же кончит. Этого ему будет мало, хотелось большего. Так, как он представлял себе сотню раз, видя ее гордо вздернутый нос и насмешливо прищуренные глаза.

Протяжно скрипнула кровать, когда он придержал опускающуюся на матрас девушку. Податливую, живую, горячую. Агидель казалась такой хрупкой, что на мгновение он заколебался, навис над ней, держась на локтях и предплечьях, скользнул завороженным взглядом по бьющейся венке на шее, острому развороту ключиц.

Настоящая ведьма – живая соблазнительная отрава. Она приподняла бедра, задирая до бледных тонких ребер платье, заерзала, отбрасывая в сторону нижнее белье, и приглашающе развела ноги.

Так выглядело чистое искушение. Агидель выводила розоватыми коготками царапающие дорожки по его подтянутому прессу, опускаясь ниже, подтягивая Елизарова ближе за расстегнутый ремень.

Мать вашу.

Он поддался, вошел резким рывком, и ведьма прогнулась, с тихим протяжным стоном закусила губу, прикрыла глаза. Возбужденная, влажная, только его. И плевать, что для нее это всего лишь подпитка. Елизаров хотел выдрать собственный мозг, хаотично мечущийся, пытающийся вразумить.

«Чему радуешься, идиот? Ты легкий перекус, она же сказала, что не нашла того самого».

Послал все мысли к черту, наблюдая из-под полуопущенных век, как она изгибается, постанывает, подмахивая бедрами навстречу резким толчкам. Тонкие пальцы сжались на его лопатках, он чувствовал их холод даже через ткань майки. С садистским удовольствием замедлился, делая плавными и неспешными движения.

Растянуть этот момент, остаться в нем навсегда. Остаться в ней. Прорасти к ней под кожу, отравлять так же, как отравляет его она.

Зеленые глаза возмущенно распахнулись. Затуманенный страстью взгляд сфокусировался на нем, ведьма крепче обвила торс ногами, потянулась вперед с протестующим громким стоном.

Ее короткий рывок. Поворот переплетенных тел, и Агидель села верхом, задала резкий рваный ритм, закусывая нижнюю губу Елизарова. Короткая мимолетная боль тут же была зализана горячим языком, во рту – вкус собственнойкрови.