Книга Малахитовое сердце, страница 28 – Лизавета Мягчило

Бессовестный говнюк отправился на поле, умело прикрылся работой. Будь у Славика ноги, он бежал бы от избы, как от пламени. Сжал бы два поля, десять, заночевал бы в лесу. Потому что там куда спокойнее, чем рядом с распластанной бесчувственной Агиделью. Она давно должна была прийти в себя. Что-то не ладно. Упрямо мотнув головой, Елизаров до рези нажал пальцами на закрытые веки. Дурное, ерунда, она очнется. По-другому и быть не может. Отшвыривая от себя мрачные мысли, Славик покатил к чемодану, вытянул из него теплую длинную рубашку в крупную зеленую клетку. Он взял много одежды для прохладных вечеров, одна из шмоток – меньшая благодарность. Сейчас Елизаров отдал бы девчонке куда больше.

Удивительно, но одеть ее было просто – слишком легкая. Не переползая на кровать, он продел тонкую податливую руку в один рукав, повернул Агидель на бок, протягивая ткань под спиной. Продел во второй рукав. И замер истуканом. Из груди выдрался нервный смешок, пальцы застыли в миллиметре от пуговиц на груди. Будто она могла распахнуть глаза и сожрать его живьем, стоило коснуться полоски обнаженной кожи.

Пальцы на пуговицах слегка подрагивали, он успел порадоваться с десяток раз, что прорези достаточно широкие, а сами пуговицы крупные.

Елизаров застегивал последнюю, совестливо прикрывая обнаженные бедра краями собранной под спиной рубашки. Будь у него больше сил и возможность стоять, он бы опустил теплую ткань до острых коленок. Возможности не было. Как и ног. От горьких укусов разума его отвлек слабый стон и трепещущие рыжие ресницы. Расфокусированный взгляд Агидели зацепился за его склонившуюся фигуру, и Славик тут же нервно выпрямился, вцепившись в подлокотники.

– Молодость и старость…

Брови недоуменно поползли вверх, Елизаров изумленно выпучил глаза. Если оценивать по шкале от одного до десяти, то насколько велика вероятность, что полуденница способна сварить мозги? Похоже, у бедняжки они поплыли.

– Чего?

– Идиоты… – Пытаясь приподняться на локтях, Агидель разочарованно застонала и рухнулаобратно на подушку, глубоко дыша через приоткрытый рот. – Зачем тягаться с ржаной матушкой, если вы простую загадку отгадать не способны? Молодость не купить, а старость не продать, это каждый ребенок в деревне знает.

А ведь ответ вполне разумен, сейчас он казался таким простым, что стало стыдно. Укушенное самолюбие начало щемиться под желудок, поджав хвост. Внутренности неприятно заныли. Елизаров же, напротив, расправил плечи, вольготно развалился в инвалидном кресле, упираясь лопатками в спинку.

– В моей жизни есть вещи поинтереснее древних деревенских загадок. Это у вас в болоте или головоломки с ребусами, или самогонка, третьего не дано.

Ее глаза презрительно сощурились, и Славику подумалось, что это единственное привычное для них состояние. Второй раз он сталкивался с девчонкой, и второй раз весь образ ее излучал брезгливое презрение. Губы сложены в узкую полосу, зубы сжаты так плотно, что нижняя челюсть выглядит острее. Напряженная. Тронь Агидель, и она зазвенит гитарной струной, лопнет, не сдержится, хлестким ударом рассечет пальцы.

Неловко покачнувшись, она села. Вестибулярный аппарат пока подводил свою хозяйку – тело размеренно покачивалось, вот-вот грозя рухнуть обратно на влажные простыни. Она цеплялась за кровать ледяными пальцами и упрямо сжимала свои чертовы губы, силясь спустить босые ноги на пол. Рот Елизарова совершенно по-скотски растянулся, обнажая зубы в кривом оскале.