Книга Змеиные боги, страница 94 – Лизавета Мягчило

Она казалась совсем иной, ее речь, склад ума. Наивная, но такая открытая девочка Катя. Он чуял каждый шрам на ее душе, но все они делали ее лишь красивее. Вдыхали прекрасное в несуразность тонких костей, бледную кожу и острые плечи. Но самым прекрасным был брошенный ему вызов – недозволенность. О, она не опускала голову при одном его виде, из глаз не лились бесполезные соленые слезы, отвратительные всхлипы не портили нежного образа. Девочка Катя смотрела открыто и прямо, она не боялась его – ее страшил мир, в котором оказались эти люди. И каждая их ошибка, каждый промах принимались им с интересом. Пока царь не понял, что сам угодил в западню.

Сунул голову в слишком узкую нору, в ней не развернуться, чтобы выбраться наружу. Щек не понял, когда невесомо-легкий интерес сменился жаждой – ненасытной, неугомонной. Желанием обладать.

Обладать не дрожащимот страха телом, как бывало с ним не одно столетие – наслаждаться вызовом, смехом и дыханием. Когда девочка Катя сама пробежалась по его загривку мягкими пальцами, змею показалось, что он вот-вот потеряет обладание вместе с человеческой оболочкой.

А кольцо звало, оно приглашало принять новую невесту – жадную, испорченную, пропахшую гнилью прелых листьев. Ему нужно было лишь метнуться вперед, оставляя на ее горле рваные полосы, и обязательство исчезнет. Нет, пугать нельзя. Не Катю, не сейчас. Змей плавно подводил их к нужной черте, внимательно следил за реакцией и неумолимо двигал их в верную сторону.

И когда мерзкая девчонка незаметно переложила кольцо в Катеринин карман, он почти почувствовал себя наполненным, счастливым.

Человеческая жизнь скоротечна. Жизнь его невест – неумолима. Быть может, оттого, что он не то искал? Раболепие, поклонение, страх, подчинение. Они погибали, как нежные цветы анемоны, и каждый раз Полоз чуял привкус разочарования на конце сдвоенного языка.

Не сейчас. Когда на руках послушно лежала подрагивающая Катя. Она не каменела, не стремилась улизнуть – жалась к нему как к единственному спасению, и это невероятно тешило. Наперерез выскользнули две тени, но они так же бесшумно растворились за стволами, увидев его взгляд. Царь забрал то, что ему полагалось, в расстегнутом кармане Невесты золотым боком блестело кольцо.

В бане было прохладно, обиженный банник едва поддерживал жар с печи, но этого достаточно человеческому телу, чтобы не продрогнуть. Он спустил ее с рук в предбаннике, понимающе склонил голову, пряча ликующий взгляд:

– Я буду ждать тебя здесь, хорошо?

Катя не плакала. Из темно-карих глаз на него смотрела обреченная тоска, комкался испуг. И она схватила его за руки. Подрагивающие губы с размазанными по ним каплями крови приоткрылись, шепот был таким невыразительным, что будь он человеком – не разобрал бы слов.

– Не уходи от меня, не бросай. Я не хочу оставаться одна.

Торжество тянуло в улыбке губы, но он сдержался. Спокойно кивнул и шагнул в парилку, переплетая их пальцы.

Люди называли это шоком – она стала заторможенной и слишком послушной, тяжело реагировала на происходящее. Бледная кожа отливала синевой, почти такая же холодная, как его собственная после пробуждения. Щек слышал ее сердце – тонко бьющееся, зачастившее. Катя позволилаему медленно снять с себя одежду. Такая доверчивая, протягивала навстречу мочалке руку, поворачивалась спиной, а у него зрачки в вертикаль тянулись, натура разрывала на части, мешали удлиняющиеся клыки.