Книга Чуж чуженин, страница 185 – Ксения Скворцова

Шуляк сидел на лавке, зажмурившись, скрестив худые лодыжки, и играл на жалейке самую простую пастушью погудку. Костлявые пальцы любовно перебирали по тонкому стану дудочки, а из пожелтевшего коровьего рога лились тоскливые, пробирающие до мурашек звуки.

Закончив песню, колдун опустил жалейку на колени и открыл глаза. Мстиша еще никогда не видела его таким умиротворенным и спокойным.

Шуляк перевел на нее взор и улыбнулся – просто, без привычной язвительности. Если бы Мстиша не знала лучше, подумала бы, что улыбка искренняя.

Смущенная такой переменой, Мстислава беспокойно поерзала на месте. Только сейчас она заметила, что ее руки, покоившиеся на Незванином одеяле, опрятно обмотаны чистыми холщовыми повязками.

– Глупая волчья жена, – беззлобно проговорил Шуляк.

– Я больше не жена ему, – тихо возразила она, отводя взгляд.

– Вот как? – удивился старик. – А кто же ты?

– Не знаю, – честно ответила Мстиша. – Как я здесь очутилась?

– Нашел тебя за околицей. Мороз не всутерпь, а ты дуришь, – неодобрительно покачал головой колдун.

Назойливаямысль не давала покоя, и, как ни трудно было Мстиславе признать свою неправоту и пойти на попятную, она чувствовала, что должна сказать ему.

– То, что я наговорила… – Мстиша откашлялась и неловко скомкала пальцами краешек одеяла. – Это не все правда. Я хочу сказать, ты был вправе затаить обиду на того князя. Он воспользовался твоей неопытностью, а мать оказалась слишком жестока. – Она подняла взор. Колдун смотрел с внимательным любопытством. – Сделанного не воротишь, и корить себя вечно бессмысленно. Думаю, не проходило и дня, чтобы ты не пожалел о том, что сделал. Прости себя и проживи остаток жизни в мире с собой.

– Спасибо, княжна. – Шуляк медленно поклонился, и в его движениях не было и тени насмешки. – А теперь послушай и меня. Сделанного не воротишь, сама говоришь. Придется тебе вмаяться в новую жизнь. Только коли бы ты вся была в своей коже, в одной лишь красе, то не променяла бы ее на мужа. То, что ты есть, внутри осталось. – Шуляк приложил руку к сердцу. – Корить себя бессмысленно, – опять повторил он Мстишины слова, – но ты можешь делать то, что должно.

– Что же? – прошептала она.

– Прими это обличье как свой дом. Не приноси новых увечий, поверь, ему хватает старых. Привыкни жить в этом теле, но никогда не забывай, кто ты на самом деле.

Мстислава приоткрыла рот, чтобы возразить, но старик повторил:

– Всегда помни о том, кто ты. Сохрани себя, княжна.

Не давая ей ничего сказать, Шуляк снова заиграл. Мстиша закрыла глаза, и по ее щеке скатилась одинокая слеза.

С этого дня она начала медленно возвращаться к жизни. Ослабшее тело было еще полбеды. Мстиша чувствовала, что с отъездом Ратмира что-то внутри надломилось. Огонь ее души потух, съежился до тлеющего уголька.

В отцовском саду росла молодая яблонька. Сначала на нее не могли нарадоваться, так пышно она цвела и так рьяно, жадно пустилась в рост. Маленькое деревце уже приносило порядочное слетье, но зима, в которую умерла мама, выдалась лютой. Старые, сильные яблони выстояли, а хрупкое деревце побил мороз. Весной яблонька зацвела, но уже не так нарядно, как за год до того, а листья стали мельче и тусклее. Дерево выжило, но с тех пор росло медленно и неохотно и никогда больше не вернулось к былой крепости и силе.