Книга Чуж чуженин, страница 226 – Ксения Скворцова

– Да что ты, дикая пасма, в землю вросла?! – возмутилась Кислица.

Мстиша, у которой не получалось вздохнуть, неловко тронулась с места. Не смея поднять на него глаз, чтобы снова не столкнуться с колючим, безразличным взором, она на негнущихся ногах доплелась до Ратмира. Мстислава опустилась на колени, и понёва тотчас промокла, напитавшись грязной жижей. Все вокруг стало каким-то странным, словно происходящим не с ней, медленным и подернутым мутной дымкой. Она потянулась к сапогам Ратмира, но те вдруг исчезли. Мстиша непонимающе моргнула, и до нее сверху, будто сквозь водяную толщу, донесся сдавленный голос:

– Не нужно!

Она услышала звук торопливо удаляющихся шагов и подняла голову. Кислица, уперев руки в бока, светилась торжеством.

– То-то же, – с мрачным удовлетворением проговорила она. – Где вороне ни летать, а все навоз клевать! Ужель и впрямь думала княжича окрутить, ворожейка?

Мстислава с закрытыми глазами сидела на колоде, прислонившись спиной к поленнице. Дождь наконец кончился, но все кругом вымокло, а волглая одежда не грела. Запах сырых дров вызывал смутные воспоминания, но она не хотела подхватывать эту ниточку, что наверняка приведет ее к прошлому, к которому не было возврата. Она больше не плакала – кажется, все слезы вышли, и не злилась: винить Ратмира в том, что он не видел в ненавистной ведьме свою жену, было несправедливо. Отчего-то Мстиша до последнего надеялась, что он почувствует, чтолюбовь укажет ему правду… Что ж, наверное, не так уж он и любил ее. Пришло время трезво взглянуть на свою жизнь и решить, как быть дальше.

– Насилу нашел тебя! – неожиданно раздался рядом голос Ратмира, и Мстислава вскочила с места, как застигнутая врасплох куропатка.

Ратмир сделал было шаг к ней, но Мстислава, дрожа всем телом, отступила назад и уперлась спиной в поленницу.

Он изменился в лице и смотрел на нее со смесью вины и сострадания. Так, словно на птицу, которую нечаянно подстрелил и на мучения которой теперь был вынужден взирать, не зная способа их облегчить.

– Прости меня, пожалуйста, прости! – Он сдернул со своих плеч плащ и, быстро подойдя к Мстише, обернул тот вокруг ее плеч, но совсем не так, как тогда, во дворе у Тютки. На этот раз Ратмир не стремился поскорее убрать руки. – Я должен был сразу велеть ей оставить тебя в покое. Я… я растерялся. – В его голосе и взгляде сквозило отчаяние, и сердце Мстиславы сжалось. – Думал, так будет лучше. Будет лучше, если мы больше не станем видеться. И… Отец Небесный, что я говорю. – Он прикрыл глаза ладонью.

Как ни старалась Мстиша сохранять хладнокровие, против воли ее губы дрогнули:

– Тебе стоило подумать об этом прежде, чем ты стал наведываться ко мне вечерами! Думаешь, можешь приходить и уходить, когда тебе захочется? Думаешь, можешь пропасть, а потом вот так запросто явиться? Думаешь… – Она задохнулась, не в силах даже в воспоминаниях снова пережить миг, когда старуха заставила ее стоять перед Ратмиром на коленях, а он… он ничего не сделал.

– Прости меня, – повторил Ратмир и взял Мстишины руки в свои.

Он вздрогнул – от холода или грубости ее кожи? – и Мстиславе захотелось вывернуться, но Ратмир не позволил.

– Сколь бы неправильно это ни было, но я не могу перестать приходить. Не знаю, как объяснить – я и сам-то не могу понять, – но только рядом с тобой я дышу. – Его глаза лихорадочно разгорались, а слова вылетали скороговоркой: – Все вокруг стало чужим, все переменилось. Я словно упал в бурную вешнюю реку и не могу понять, где небо, а где дно. Меня несет по камням и проточинам, и вот я зацепился за тебя, словно за ветку, склонившуюся ко мне посреди безумного половодья, и не могу отпустить.