Книга Чуж чуженин, страница 46 – Ксения Скворцова

– Да ты только и умеешь, что меня долгом корить, а сам живешь по себе, вольной птицей, по рукам-ногам не связан! – выкрикнула Мстислава, распаляясь. – Где тебе знать, каково это, когда кто-то иной твоей судьбой распоряжается!

Нелюб невесело усмехнулся одним уголком рта.

– Отчего ж не знать? Мне батюшка с матушкой тоже невесту заручили, сына не спросясь. Вот вернусь домой в Зазимье, и кончится моя воля. Выходит, не одной тебе страдать придется.

Мстислава поджала губы и сердито вытерла глаза, не позволяя себе расплакаться. Да уж, Зазимье. В конце концов, если кто и был во всем виноват, так это Ратмир. Кабы не он, то Мстиша бы повторила судьбу Предславы и вышла за любого.

– Ненавижу! – прошипела Мстиша, и глаза помытчика удивленно расширились. – Ненавижу проклятого оборотня!

– Ах вот оно что, – понимающе кивнул Нелюб, и его разгоревшийся было взгляд погас, а на лице появилась неприятная ухмылка. – Значит, княжич наш виноват в том, что милый твой дров наломал, подбив на побег? И в том, что, как до дела дошло, кишка оказалась тонка, тоже его вина, поди.

– Нет, – резко перебила Мстиша. – Вина его в том, что он на свет появился. Таких уродов земля носить не должна! – Слова яростно выскакивали сквозь стиснутые зубы, а глаза сияли мстительным светом, и Нелюб не мог отвести от девушки завороженного взора. – Оборотень, чудище, убийца!

Она в отчаянии накрыла лицо руками.

– Много же ты о нашем княжиче знаешь. Из Медыни, поди, виднее, – все еще усмехаясь, но как-то сдавленно, будто через силу проговорил Нелюб.

– Людская молва далеко стелется!

– Где молва, там и напраслина, – упрямо возразил он.

– Как же, – усмехнулась Мстиша, – злые люди доброго человека в чужой клети поймали. Все одно, – горько добавила она, – другой дороги, как к нему, у меня нет.

Нелюб вскинул на нее острый взгляд.

– Не возьму я в толк, как можно так ненавидеть того, кого ни разу в жизни не встречала. Кто тебе дурного не сделал. А еще больше мне невдомек, как можно своей волей к нему идти, точно на заклание.

Мстиша опустила голову и свела на груди руки, стягивая ветхую ткань. Высказав все, что лежало у нее на душе, она чувствовала не облегчение, а опустошение. Да и немудрено. Надежда и светлое ожидание, которыми она жила последние дни, остались навсегда где-то на подъезде к Осеченкам. Теперь на дне ее сердца плескалась лишь горькая муть – обида, страх, ненависть, недоверие.

Спутники поужинали без удовольствия. Всякая беседа между ними, казалось, так или иначе сводилась к распре. Они хлебали из котелка, стараясь сидеть как можно дальше один от другого, глядя в разные стороны. Мстиша цедила крепкий, пропахший болотом навар, давясь от отвращения и уговаривая себя тем, что для целого дня ходьбы ей пригодятся силы. Нелюб ел равнодушно, словно не чувствуя вкуса, кажется, относясь к блюду так же приземленно, как и Мстислава.

Они легли сразу же после скромной трапезы, усталые и удрученные, но, проснувшись среди ночи, Мстиша снова обнаружила на себе поношенный, пропахший дымом и луговой травой плащ.

Они брели по лесу несколько дней, пока не вышли на большую дорогу. Солнце палило с самого утра, и Мстислава раздраженно пыталась спрятаться от ярких лучей, надвигая на самый лоб Векшин платок.

– Где же твой обещанный дождь? – сварливо спросила она Нелюба. После очередной ночи в лесу болели бока, искусанное тело саднило, а зазимец поднял ее ни свет ни заря. Вдобавок ко всему Мстишины лапти грозили вот-вот развалиться. – В лесу хоть тень была, а тут я мигом почернею, словно страдница. Дома меня Векша всякий раз после бани ячменной водой умывала, чтобы кожа белей была. Совсем замарашкой сделаюсь, Ратмир на меня и смотреть-то не станет.