Книга Бархатные листопады, страница 36 – Анна Снегова

Скорость.

Ветер.

Дождь.

Свобода.

Та малая, крошечная часть утекающей, как осенний дождь в землю, свободы, что ещё была мне доступна.

…Но очень скоро я услышала за спиной стук копыт.

Обернулась через плечо… Эйдан догонял меня на сером отцовском жеребце. Без седла. Пригнувшись к мощной холке и вцепившись пальцами в седую гриву. Понятия не имею, как эта норовистая скотина его вообще к себе подпустила, не откусив руку. Но глаза у Эйдана были такие… что я решила, если догонит, голову мне открутит точно. И я снова пришпорила лошадь, выжимая всё, что могла, из её стремительного бега.

Ах, как жаль, что это была не Арабелла!

Я уверена, что на Арабелле от него бы оторвалась.

Поравнявшись со мной, Эйдан грубо схватил поводья лошади и заставил её умерить бег, а потом и остановиться вовсе.

Тяжело дыша, я следила за тем, как он спрыгивает со спины Кардинала, и резкими, злыми движениями привязывает Звёздочку к дереву. Я и сама не заметила, как мы углубились в рощу. Здесь пронзительно пахло прелыми листьями и грибами. Под плотную завесу листвы почти не проникал мелкий дождь. Кардинал ткнулся мордой в шею знакомой кобылице и остался с ней рядом. Его привязывать было нечем. Надеюсь, отцовский любимец не убежит, или мне конец…

Правда, вот сейчас была угроза куда опаснее.

На лице Эйдана залегли тени. Сжатые зубы, желваки на скулах. Он был зол, словно демон.

Но я не собиралась оправдываться перед каким-то конюхом! И прожигала его с высоты высокомерным взглядом оскорблённой леди. Тщательно подбирая слова, как выразить своё негодование. Но слова отчего-то не шли.

Когда он поднял лицо, я поразилась тому, сколько гнева кипело в чёрном взгляде, устремлённом на меня в упор, как дуло револьвера. Вот-вот выстрел мне в грудь. И я упаду подстреленной птицей ему в руки.

— Если бы ты знала, как меня достала! — раздражённо процедил Эйдан сквозь стиснутые зубы. — Вот просто до печёнок! Сил больше никаких у меня нет.

Он схватил меня за талию, больно впиваясь жёсткими пальцами в тело. Вытащил из седла, словно безвольный мешок с мукой. Мои ноги утонули в ворохе опавших листьев.

Толкнул к лошади, спиной на тёплый лошадиный бок.

И прижался к губам болезненно-жгучим, голодным и жадным поцелуем.

Тишина.

Тихо-тихо. Во всём мире, вокруг нас, между нами, внутри.

Только падают в беззвучном шуршании осенние листья.

Долгий-долгий поцелуй рушит всё, что я знала до этого. Делит мою жизнь на «до» и «после».

Эйдан отрывается от моих губ — не выпуская из рук, прижимая к себе крепко, надёжно. Пытливо всматривается в лицо. Мгновение, два. Я молчу, с удивлённо распахнутыми глазами, как младенец, впервые увидевший свет.

Спрашивает тихо, ворчливым голосом:

— Что, неужели не будет возмущений? Ты не врежешь мне по морде за то, что какой-то конюх осмелился…

— Поцелуй меня ещё, — требую я.

В чёрных глазах вспыхивают огни.

На мой подбородок ложатся жёсткие пальцы, приподнимают.

— Я не твой слуга, чтоб мне приказывать! — высокомерно заявляет Эйдан.

И впивается в мои губы снова.

Кружится голова. Цепляюсь в его плечи. Обнимаю за шею, льну всем телом — как можно ближе, как можно теснее. Зарываюсь пальцами в пряди волос. Лошади надоело беспокойное соседство, она от нас отошла прочь, и, если бы меня не держали за талию, я бы уже, наверное, упала, потому что ноги как пудинг, который забыли на рождественском столе до утра.