Книга Бархатные листопады, страница 37 – Анна Снегова

Обжигая дыханием, Эйдан углубляет поцелуй. Вздрагиваю всем телом, как лань, в сердце которой вонзилась стрела… когда в мой рот вторгается дерзко чужой язык. О таком в моих книгах не писали точно. Этого не было в том абзаце, где «он трепетно коснулся её губ, отворяя для неё врата рая».

Мой рай больше похож на пожар преисподней. Я горю в нём без остатка, рассыпаюсь пеплом. Теряю голову. И Эйдан вовсе не трепетно обходится с моими несчастными губами. Он набрасывается на них, как голодное чудовище. А я покорно позволяю себя растерзать, умирая от наслаждения.

А потом на мою грудь без предупреждения ложится жадная ладонь. Сжимает через платье.

Толкаю обеими руками, отшатываюсь испуганно и делаю шаг назад.

Тяжело дыша, Эйдан смотрит на меня — совершенно сумасшедшими глазами. Вот примерно как тигр, у которого из клетки вытащили добычу, которую он уже начал пожирать, а он не может за ней рвануть, потому что заперт. Не делает попытки идти за мной, только грудная клетка ходит ходуном, и пальцы сжаты в кулак до побелевших костяшек.

Проглотив комок в горле, медленно возвращаюсь обратно. Губы горяти болят; кажется, нижняя потрескалась. На языке остаётся солёный привкус, когда их облизываю. Сердце заходится в груди рваным ритмом.

Встаю на цыпочки и обняв крепко за шею, целую его снова сама.

С довольным ворчанием мой хищник возвращается к прерванному занятию. Очень верно истолковав моё согласие. А упрямая рука немедленно возвращается на грудь. Сладкая дрожь… мурашки возвращаются тоже. Я преодолела первый испуг и больше не собираюсь эту руку ниоткуда сгонять. Мне слишком, невообразимо хорошо.

Движения его пальцев теперь осторожные, вкрадчивые. Гладят через плотную ткань платья, ласкают, пробуют на вкус моё тело.

Эйдан разрывает поцелуй, опускается к моей шее, жалит дорожкой поцелуев до самого плеча. Жмурюсь и не могу сдержать стон, когда двумя пальцами сжимает сосок через платье.

— С ума меня свела… — шепчет Эйдан мне в шею. — Моя рыжая колдунья…

Ещё ниже.

Его поцелуй расцветает на моей груди огненным цветком.

Распахнутыми глазами затуманенно слежу за тем, как медленно-медленно серые небеса осыпаются листопадом.

Эйдан выпрямляется и, покрепче взяв меня за талию, смотрит очень серьёзно в лицо.

— Послушай меня, Марго. Я искренне пытался держать руки подальше от тебя. Такой цветок, как ты, заслуживает, чтобы за ним сначала как следует поухаживали. Но видимо, садовник из меня куда хуже, чем конюх. Откровенно сказать, вовсе никудышний.

— Держать руки при себе не вышло? — улыбаюсь я с трудом, своими ноющими, заласканными губами.

— Абсолютно, — кивает Эйдан.

— Хорошо-то как, — счастливо вздыхаю я.

— Сумасшедшая, — в унисон вздыхает Эйдан. И улыбается одними губами. А глаза по-прежнему серьёзные-серьёзные. — А знаешь, что самое паршивое?

— М-м-м? — вяло интересуюсь я. По-прежнему вся в пьяной дымке, которой заволокло сознание. В голове — ровно ноль мыслей. Я, наверное, впервые в жизни не перебираю в памяти события прошлого и не переживаю за будущее. Я плыву и покачиваюсь в единственном существующем на самом деле моменте настоящего, как жёлтый листок на глади пруда.

— Что нам бы серьёзно поговорить. Но вместо того, чтобы подбирать правильные слова, я могу думать только о том, как затащить тебя вон в ту кучу листьев.