Книга Проклятие Айсмора, страница 121 – Ольга Зима, Кира Гофер

Винир постоял рядом, перекатываясь с пятки на носок, и произнес:

— Тебе бы воды… Нет, не тронь! Нельзя, это чистая, это для дерева. Э… секретарь! Секрета-а-арь!

Ульрих засунул в дверь вместо глаза кончик носа.

— Воды принеси.

Секретарь быстро налил воды из графина и забежал в залу, остановился на дозволенном месте. Всхлипывающая Камилла сидела на низком диване, прижимая платок к глазам. Винир взял стакан, Камилла выпила в два глотка.

Винир махнул рукой секретарю на выход. Тот прикрыл дверь и вновь припал к замочной скважине.

— Теперь ты в состоянии говорить? Или опять будешь визжать на полгорода?

Молчание. Очевидно, кивает.

— Что случилось, что ты просишь нынче совсем о другом?

— Я… сегодня была у него. У Бэрра.

— Как была у него… он же в тюрьме! Я запретил посещения!

— Ах! Эти охранники такие душки, — голос у госпожи Камиллы стал приятным.

— Итак… Что он?

— Он… не знаю. Не знаю, что… — она запнулась, но потом продолжила с новой злостью. — Ничего он! Я пришла, а он — ничего. Узнав меня, даже дверь не велел открывать. Сказал, что и тюремного окошка будет много тому, с кем нет смысла говорить.

— Хорошо. Продолжай, дорогая… Хоть ты мне расскажешь, как ведет себя Бэрр в тюрьме в то время, когда не разносит ее. Что он еще говорил, если ты дала ему такую возможность, а не выломала дверь со своей стороны?

— Что за намеки? — судя по шороху и скрипу, Камилла вскочила на ноги. — Я только предложила свое покровительство! А он, негодяй, ответил, что за порченую рыбу не станет платить даже в голодный год, расплачиваться придется здоровьем! Да, и еще, еще! Что помощь принимать отучили — слишком многого требуют! Что не хочет обижать меня, — как будто только что не обидел! —но и видеть больше не хочет… что любой дурак заслуживает хорошей встряски… Я не поняла, что он говорил. Ручаюсь, он в этой жуткой тюрьме совсем обезумел и сам не понимает, что несе-е-ет…

— Тихо! Не вздумай снова реветь!

— Я ответила, что повесят, а его Ингрид выдадут замуж за конюха на берегу. А он только посмеялся и бросил про яхонты и стекляшки.

— Поздравляю, дорогая Камилла, — громко вздохнул винир. — «Его Ингрид»! Никто вернее тебя через эти слова не мог дать Бэрру больше утешения!

— Что я сделала⁈ — судя по звуку, снова вскочила она.

— Ничего нового. Ну, может, оно и к лучшему. Пусть лучше сидит в тюрьме и думает о женщине, а не о том, почему он сидит… Перестань реветь!.. Ох, видела бы тебя твоя покойная матушка…

Голоса упали до шепота и отчаянных всхлипов. Можно было аккуратно отодвинуть одну панельку в стене, но тут раздались шаги. Винир пообещал Камилле разрешить положение с Бэрром самым удачным и выгодным для всех образом и еще раз напомнил про дом. Слова про удачу и выгоду родственница вернула ему его же тоном, хоть и всхлипывала при этом и громко сморкалась.

Оба расстались довольными разговором, собой, но не тем положением, в котором оказались.

Уходя, прекраснейшая из женщин бросила из-под мокрых слипшихся ресниц взгляд, показавшийся секретарю самым печальным и усталым из всех. Тронутый и удивленный, он хотел было задержать ее, предложить стакан холодной воды, намочить платок, чтобы она приложила к покрасневшим глазам, но Камилла ушла стремительно, а на пороге уже стоял господин винир и жестом потребовал приблизиться.