Книга Золото и пепел. Хроники города номер Три, страница 58 – Мария Соколова

До дома рукой подать, всего полчаса неспешным шагом. Но, не доходя до него метров двадцать, я останавливаюсь, как если бы наткнулся на невидимую преграду. Необъяснимое, леденящее предчувствие опасности пронзает меня, приказывая немедленно валить отсюда.

Всматриваюсь в темноту и вижу: у входа застыли трое военных в черной форме, отбрасывая уродливые тени в свете тусклого одинокого фонаря. Оглядываюсь – еще двое выходят из темного переулка, отрезая любую возможность к побегу. Проклятье! В голове мелькают обрывки идей, но все тщетно, ловушка захлопнулась: справа – лишь глухая стена, слева – огромная гора мусора. Адреналин бешено стучит в висках, руки тянутся к мечам, но я заставляю себя идти навстречу патрулю, принимая неизбежное.

— Кайл, истребитель номер 721, — цедит их командир. — Ты арестован. Выбирай сам: или пойдешь по-хорошему, или мы превратим тебя в калеку. И не смей огрызаться, недо-Легенда, похер нам на твою славу.

— На каком основании? Назовите причину, или я не сдвинусь с места! — рычу я, хотя в глубине души отлично знаю ответ. Я ведь понимал, что меня ждёт, когда помогал Лине свалить от патруля. Эти уроды не прощают, когда не подчиняешься их приказам. Ну и плевать, отсижу пару дней, не впервой.

— Заткни пасть, шавка. Нужно было башкой своей думать, прежде чем лезть куда не следует, — рявкает один из них, приближаясь с мерзкой ухмылкой. Холодная сталь наручников сдавливает запястья. — Вперёд пошёл, ничтожество.

Дёргаюсь, оборачиваясь на патрульного, но в тот же миг получаю мощный удар прикладом в рёбра. Резкая боль пронзает тело, но я терплю, стискивая зубы до скрипа. Затем ещё один удар, на этот раз в затылок. Я падаю на колени, острые камни вонзаются в ладони. Военный хватает меня за волосы и рывком поднимает на ноги.

— Шевелись, мразь поганая! Патлы себе, как у шлюхи, отрастил, — хрипло ржёт он. — Мы тебе покажем, где твоё место!

Я выпрямляюсь, сжимая кулаки до побелевших костяшек, но внутри бушует бессильная ярость. Сопротивление бессмысленно, арест неизбежен, но эти мысли лишь подливают масла в огонь. Суки! Краем глаза замечаю пару любопытствующих взглядов – мужики глазеют на развернувшеесяшоу. Соседка с первого этажа смотрит из окна с немым, всепонимающим сочувствием. Но никто не вмешивается. В трущобах не лезут к патрулю. Это закон выживания.

Тычок в спину – дуло автомата больно впивается в позвоночник. Конвоиры гонят меня вперед, сквозь лабиринт убогих домов, к тюрьме, возвышающейся у главной стены и отделяющей город от Пустоши. Улицы пусты, лишь ветер завывает, гоняя мусор. Один из патрульных идёт рядом, держа руку на прикладе, готовый ударить в любой момент. Я следую за ним, сосредоточенно считая шаги, чтобы хоть как-то отвлечься от пульсирующей боли в затылке и ноющих рёбер.

Тюрьма нависает впереди — высокое серое здание с решетками на окнах. Ворота с металлическим скрежетом распахиваются, проглатывая нас. Запах затхлости и сырости ударяет в нос. Меня тащат по длинному мрачному коридору, тусклый свет ламп мерцает, отбрасывая тени на кирпичи, покрытые плесенью. Наконец, мы останавливаемся у открытой железной двери, и меня грубо вталкивают внутрь. Камера – тесная, с обшарпанными стенами и грязным бетонным полом. Крошечное окошко под потолком пропускает жалкий луч тусклого уличного фонаря. В углу – вонючее ведро. И больше ничего. Ни стола, ни нар, ни раковины, ни даже жалкого матраса. Охранники зловеще переглядываются и ухмыляются: