Книга Посткарантин, страница 103 – Злата Косолапова

В арендованной нами комнате стоял маленький столик, там же был сундук, обитый металлом, на полу разложены спальники: первый с продавленным матрасом в углу, второй у стены напротив. Как раз то, что надо. Уложив собак снаружи, возле входа в нашу комнату, Вебер ушёл в бар, я же улеглась на спальнике в углу, накрылась тонким пледом, в нескольких местах прожжённым сигаретой или ещё чем, и буквально сразу вырубилась.

Мне снилось что‑то страшное. Я находилась где‑то там,где меня не должно было быть. Холод и темнота, холод и душное марево… Никакого света. Я шла по длинному туннелю, то и дело опуская взгляд. Боялась. До ощутимой боли, почти до судороги боялась увидеть лицо того, кто следил за мной в этой темноте.

Он следил, я знаю. Я слышала его страшное дыхание, его шаги: мелкие, глухие, словно быстрый перебор. Мне нельзя было никуда сворачивать. Надо было идти прямо.

Где‑то мои босые ноги утопали в грязи мерзкой, отвратительной на вид, где‑то царапались о мелкие камни.

Я видела впереди свет огня. Костёр был разведён прямо на рельсах, кто‑то кипятил на огне старый походный чайник. Вымазанный в копоти металл чернел, покачиваясь на шесте. У костра кто‑то сидел. Я не знала, кто это был, не видела.

Тварь за мной продолжала следить.

Я слышала её. Не могла смотреть…

– Иди, иди! – шептала она мне из темноты. – Иди быстрее.

И я всеми силами пыталась идти быстрее, но у меня не получалось. Сил не хватало, грязь была слишком липкой, ветер мешал.

– Иди, иди. Не успеешь – и увидишь меня!

Дорога была очень длинной, время тянулось медленно. Я приближалась к огню. Ещё не подошла совсем близко, но уже узнала мужчину, сидящего возле него. Это был мой отец.

– Папа? – спросила я удивленно, подходя ближе.

Отец обернулся и посмотрел на меня. Он выглядел очень грустным, потерянным. Увидев меня, не удивился и не обрадовался. Встревоженно скользнул взглядом по темноте, расползшейся позади меня, и сказал:

– Ты не успела, Маша.

– Не успела что? – испуганно прошептала я. Я слышала шипение позади меня, но больше не могла сделать и шага: ноги увязли в грязи и склизких водорослях.

– Прийти вовремя.

– Тебе нельзя идти дальше, – услышала я другой голос. Знакомый. Голос мамы.

Она вышла из темноты с другой стороны костра. Мама была такой же грустной и потерянной, как и папа. И была, как и давным‑давно, такой же красивой: с узким лицом и россыпью веснушек на переносице, длинными медными волосами, заплетенными в косу, большими светло‑зелёными глазами. Внимательными, добрыми.

– Почему? – спросила я жалобно.

Мой голос дрогнул, и слёзы вдруг хлынули из глаз. Страх сковал меня болью, грязь под ногами превратилась в вязкую кровь, водоросли – в пружины.

– Почему нельзя?

– Потому что ты не успела.

Мамино лицо вдруг как‑то померкло, стало бледнеть. Взгляд остановился наодной точке – она смотрела на меня. Чуть склонив голову, слабо улыбалась и продолжала смотреть, её глаза темнели, а лицо становилось всё бледнее.

Вздрогнув от ужаса, я перевела взгляд на отца. Он точно так же смотрел на меня, чуть склонив голову и едва заметно улыбаясь. Его глаза темнели, лицо бледнело.

Их движения замедлялись до тех пор, пока не остановились. Оба они указывали мне за спину.

Мне нельзя было оборачиваться, и я не хотела, но ветер подхватил меня и развернул. Я увидела перед собой мальчика с бледным, страшным лицом, перепачканным в крови. Его глаза были черными, а вместо рта щелкала зубастая пасть.