Книга Год Дракона, страница 350 – Вадим Давыдов

– Это плохая идея – пытаться меня арестовать, офицер, – спокойно улыбаясь, молодой человек двигался прямо на полисмена. Завораживающая грация этого движения приковала «бобби» к земле. Приблизившись, «официант» спокойно отвёл руку с направленным на него оружием и разжал перед носом стража порядка кулак, в котором сверкнул золотом и чернёным серебром жетон с переплетёнными крылатыми фигурами. – Служба Дракона – слово и дело!

Понтифик, чуть пригнувшись, вошёл в молитвенный зал Старо-Новой синагоги. Шамес^[73], увидев князя епископов, застыл – когнитивный диссонанс как он есть – и в ответ на светлую улыбку понтифика молча указал на возвышение, где сидел Мельницкий ребе. Урбан поблагодарил его кивком головы и шагнул вперёд.

Услышав шаги гостя, ребе обернулся и с видимым усилием поднялся. Понтифик приблизился, и они пожали друг другу руки. Ребе указал Урбану на скамейку напротив себя, а сам опустился на место. Понтифик владел ивритом, и это не являлось секретом для ребе. Он вообще много знал, и, возможно, оттого улыбался довольно редко.

Моральный авторитет ребе простирался далеко за пределы той общины в полтора десятка тысяч хасидов, которую он формально возглавлял. Кое-кто даже называл его «главой поколения», но сам ребе искренне себя таковым не считал. А человек, сидящий сейчас перед ним, держал в руках бразды правления гигантским организмом – католической церковью, объединяющей более миллиарда мирян и священников. Из уважения к этой власти и налагаемому ею бремени ребе заговорил первым, проведя по седой бороде едва заметно подрагивающей, в старческих пигментных пятнах, рукой:

– Ты^[74]наверняка хотел поговорить со мной об этом апикойресе, Падре. Что ещё он натворил?

– Не называй его этим словом, рабби. Он – мой друг, и я люблю его.

– Ладно, – кивнул ребе, – но и Драконом я называть его не стану. Пусть будет пока просто «он». Я слушаю тебя, Падре.

– Я хочу рассказать тебе одну историю. Но сначала я немного расскажу о себе. В ту войну, которая чуть не стала из последней мировой – предпоследней, – когда наци оккупировали мою родную Италию, я ушёл в партизаны.

– Я даже могу назвать фамилии спасённых тобой евреев, – кивнул ребе. – Двое моих лучших учеников появились на свет благодаря тебе.

– Надеюсь, ты не думаешь, будто я спасал их семьи, надеясь потом попросить у тебя что-нибудь, – лукаво посмотрел на ребе понтифик.

– Но просьба у тебя всё-таки есть.

– Есть. Но всё же, сначала – история.

Ребе опёрся на посох и снова кивнул.

– Я оказался самым образованным парнем в партизанском отряде, – понтифик задумчиво разгладил рукой складку на белом атласе сутаны. – И так уж вышло, – как единственному, умеющему читать по-латыни, мне выпала роль партизанского священника.Не могу сказать, что принял её с восторгом – я всего лишь любил нуждавшихся в опоре на веру людей и помогал им, как мог. Но я всё-таки стал священником. Я любил и был любим – прекраснейшей и лучшей из женщин, когда-либо живших на этой земле. Нацисты убили её, и только Церковь могла заполнить чудовищную пустоту моей души. Перед посвящением в сан я дал себе клятву: всегда делать всё мыслимое и немыслимое, чтобы приходить на помощь Любви. Чтобы больше никогда не терять её. Именно поэтому я здесь, именно поэтому я говорю с тобой. И я хочу рассказать тебе о Елене.